Екатерина Каблукова - Приказано жениться

– Хотел завтра, но… Збышева Анастасия Платоновна. По милости Божьей и по велению государыни нашей – моя невеста. Прошу любить и жаловать. Настя, матушка моя, Евдокия Андреевна.

Настя присела в заученном реверансе, надеясь, что дрожащие ноги не подкосятся до того, чтобы рухнуть под ноги будущей свекрови.

– Невеста? – голос Евдокии Андреевны стал просто ледяным. – Вижу, сестра твоя была права, и девица вполне достойная…

– Ты сейчас о Софье? – с ехидцей поинтересовался преображенец. – Да, она Настю мою знает, и всегда к ней приветлива!

– Так ты и Софьюшку в свои авантюры втравил? – ахнула мать. – Мало ей в жизни горя было, еще и твои амуры покрывать!

– При чем тут амуры? – взвился Григорий. – Да и мои дела с сестрой вас с отцом давно не касаются!

– Касаются, коли честь рода Беловых затронута!

– И как же она затронута? – поинтересовался преображенец.

– Как я понимаю, именно об этой девице я сегодня слышала, что она – внебрачная дочь Елисаветы Петровны? – Слова были сказаны с презрением.

Настя отвернулась и прикусила губу, не желая начинать знакомство со ссоры. Впрочем, это было неминуемо.

– Это всего лишь сплетни! – Григорий чуть сильнее сжал руку невесты, призывая не вмешиваться. – Распускаемые дочерью твоей дражайшей подруги.

– С чего бы Марфе распускать слухи? – изумилась Евдокия Андреевна.

– У нее и спроси! Правда, она в опале сейчас, в имение сослана, но тут недалече, если изволишь, завтра вполне к ней можешь съездить!

– Хочешь, чтобы я уехала? – мать применила свой излюбленный прием и скорбно вздохнула.

Она всегда так делала, когда желала подчинения от сына. Еще недавно Григорий бы наверняка возразил или уверил, что ничего подобного и думать не смел, но сейчас на кону стояла его собственная судьба.

– Днем ты вольна поступать, как пожелаешь, но к вечеру изволь вместе с отцом к Софье приехать. Мы с Настей там будем. Там обо всем и поговорим.

– Не о чем нам, Гриша, говорить. Опозорил ты нас, – снова скорбный вздох.

Евдокия Андреевна поднесла к глазам кружевной платок. Преображенец скрипнул зубами. Звериные глаза яростно сверкнули.

– Коли вы так считаете, то действительно говорить нам не о чем! – отрезал Белов. – Но я от слова своего в угоду вам не откажусь! Захотите видеть – завтра у Софьи жду, а нет…

Он выразительно замолчал, хмуро смотря на мать, у которой сразу высохли слезы.

– Я, Гриша, тебя не для того у Бога вымаливала, под сердцем носила, родами мучалась, чтоб теперь какая-то девка… – тонкий голос оборвался.

Евдокия Андреевна снова с презрением посмотрела на девушку. Это было последней каплей. Настя выдернула руку.

– Я не какая-то девка, а род мой не хуже вашего! – с достоинством произнесла девушка. – И ежели вам, сударыня, я не по нраву, то скажите об этом Елисавете Петровне. Глядишь, сжалится государыня над сердцем материнским и приказ свой отменит!

– Гриша, так ты не по своей воле? – ахнула мать. – Что ж отцу не сказал? Он бы наверняка придумал, как беды избежать…

Дальнейшее Настя слушать не стала, опасаясь, что в гневе просто не сможет сдержать свою Силу. Пальцы так и покалывало. Девушка аккуратно обошла стоящих на дорожке мать с сыном и направилась к навесу императрицы.

Белов кинулся было за ней, но Евдокия Андреевна удержала сына за руку.

– Гриша, я завтра к Черкесову пойду, челобитную на аудиенцию подам, поговорю с государыней, глядишь, и сжалиться она, отменит приказ свой постыдный.

Гвардеец зло посмотрел на мать и собирался ответить что-то совсем резкое, но, заметив неприкрытое отчаяние на лице той, что родила его, сдержался.

– Не стоит стараться, матушка, – процедил он сквозь зубы. – С приказом или без оного, но я Анастасии Платоновне слово дал и сдержу его! А сейчас простите, мне на службу надобно! На дежурстве я!

– Гриша, – Евдокия Андреевна снова всхлипнула, но сын не отреагировал.

Щелкнув каблуками, гвардеец направился проверять караулы, чувствуя непреодолимое желание съездить кому-нибудь по уху.

Настя успела вернуться как раз к тому моменту, когда комедианты закончили свое представление, а придворные разразились аплодисментами, предварительно убедившись, что государыне представление понравилось.

– Ну, что же, Алексей Григорьевич, прикажи актерам выдать по десяти рублей сверх обещанного! – Елисавета Петровна встала.

Рассумовский моментально вскочил, оказавшись на ногах ровно на секунду раньше свой царственной возлюбленной. Императрица с улыбкой протянула фавориту руку, дозволяя сопровождать её к берегу залива, где в честь прусского дипломата должен быть дан фейерверх.

Лишившись спутницы, посол оглянулся, заметил Настю, стоявшую прямо за креслом Елисаветы Петровны, и подошел к девушке.

– Вы изволите сопроводить меня? – спросил он с явным акцентом.

Винные пары заставили девушку поморщиться. Впрочем, уловив на себе недовольный взгляд Елисаветы Петровны, она изобразила улыбку.

– Да, конечно, – вновь ощущая на себе завистливые взгляды придворных, Настя подала руку.

Девушка подозревала, что до императрицы уже донесли упорно ходившие сегодня по дворцу слухи, и государыня решила вдоволь посмеяться над всеми. Сама девушка предпочла бы затеряться в толпе, но это было невозможно. Приходилось идти к берегу залива, опираясь на потную ладонь посла. Шушуканье за спиной становилось все громче, но Настя почти не обращала на это внимания.

Погруженная в свои мысли, она достаточно односложно отвечала своему спутнику. Впрочем, основательно выпив, тот не нуждался в других ответах.

Залив встретил всех бурными волнами. Мгновенно налетевший ветер растрепал волосы и даже сорвал парик с одной пожилой особы, что вызвало смех стоящих рядом придворных. Дама заохала и поспешила скрыться от позора.

Пруссак все говорил и говорил, его не могли остановить даже залпы фейерверха, раскрасившие серое небо в оранжево-красные тона.

– Пруссия… наш король… – доносилось до Насти между залпами.

Канонада не смолкала, оранжевые цвета сменились зелеными и бело-голубыми. Они были так близко, что казалось вот-вот упадут на головы собравшихся.

Мерцающие в сумраке огни были настолько красивым зрелищем, что Настя даже на какое-то время позабыла о своих горестях и просто наслаждалась увиденным.

Вдруг все стихло. После громких залпов тишина показалась оглушающей. Государыня еще с секунду всматривалась в небо, затем улыбнулась и зааплодировала. Её ликование сразу же подхватили остальные. Веселье пьянило не хуже вина.

– Мне нравится Руссия! – радостно воскликнул прусский посол, приходя в необычайное радушие. – Мне нравятся русские! Они гостеприимный народ!