Ана Светова - Продолжение легенды

– Разумеется нет, моя дочь ни в чем не нуждается, хотелось выяснить, так ли уж случайно произошло знакомство молодоженов, и не происки ли это твоего тестя? Ты ведь понимаешь, будь моя воля, я не позволил бы дочери связать свою жизнь с человеком, имеющим хоть какое-то отношение к Хардману.

– Какое там отношение! Мальчишка учился в лицее, мы его ни разу не видели. Он, слава богу, и не пытался ни оспаривать свои права, ни воздействовать на мать. Иначе Хардман из алчности убрал бы его со своей дороги. Этого княгиня и боялась, а потому делала все, что требовал адвокат. Однако законным путем оформить владение на меня не удалось, князь был человеком известным, нам пришлось блефовать. На самом деле имение находится в собственности Дмитрия и даже этот дом. Я могу претендовать только на дом в Петербурге.

– Вовремя Хардман убрался, подлог – дело подсудное. А что касается тебя, пусть наследник решает сам. Придется, наверное, сударь, поехать в Париж.

Катрин не преувеличивала достоинств своего отца и не зря гордилась им. Дмитрий понял, как важно для нее, чтобы он завоевал расположение мистера Ретта. Очевидно, это будет нелегко, вон каким смиренным выглядит его отчим.

Не такой представлял Полонски встречу с прекрасной девушкой, всколыхнувшей однажды не только его чувственность, но и какие-то забытые тончайшие струны души. Надо же было ей родиться дочерью Батлера – вот почему на пристани она напомнила ему Розмари. Чудное видение теперь уплывало от него навсегда. Что она нашла в этом очкарике – его пасынке? Дэн с завистью смотрел и на молодого человека, и на своего старого друга, растроганного встречей с дочерью.

– Как я скучала, как много думала о тебе, как хорошо, что ты приехал! – говорила Катрин, прижав как в детстве ладошки к щекам отца.

Никогда еще она так открыто не выражала своих чувств. Ее даже не смутило присутствие чарльстонского ловеласа, которого она, конечно, узнала. Оставшись наедине, Ретт подробно расспросил дочь, как она познакомилась с будущим мужем, и что заставило ее пойти под венец?

– Страх потерять Дмитрия.

– Так его любишь?

– Тебя это удивляет? Слишком неприметен зять после красавчика Уилкса с его вереницей возлюбленных или талантливого Робийяра с его идеальной любовью? Не будь их, я никогда не смогла бы оценить преданности и преклонения Ростоцкого. Кто же обратит внимание на скромный цветок репейника рядом с розовым кустом, кто заметит, как нежна его сиреневая сердцевинка, как трепетны изящно вырезанные лепестки? Не знаю, любовь то или нет, только мне и дня не прожить без него, не говоря уже о ночи. С ним тепло и уютно.

– С Робийяром было холодно?

– Да, с тех пор, как я перестала быть его дочерью. Не важно, что по крови я ему не дочь, важно, что он чувствовал себя моим отцом. Я верну ему утраченное.

– Что именно?

– Увидишь, когда время придет.

Катрин упросила отца остаться до родов и не стала возражать, чтобы приехала Скарлетт.

Оставалось только прояснить судьбу Дэниела, собирается ли зять его наказывать.

– Как бы вы поступили на моем месте? – спросил молодой человек.

– Отдал бы ему дом в Ницце. Ваш батюшка не жил там, и вам не надо. Если захотите, куплю другой, лучше этого. Ну и назначил бы отчиму небольшое содержание.

– Такое же, как он мальчонке высылал все эти годы, – подал голос Степан, присутствовавший при их разговоре. Возмущению его не было предела.

Батлер улыбнулся, ему нравилась преданность «дядьки». Что-то в нем было от Мамушки.

В ноябре молодая княгиня Батлер-Ростоцкая родила крепенькую девочку, не похожую ни на родителей, ни на деда с бабушкой. Через полгода, оставив ребенка в Париже, Катрин уехала с мужем в Россию.

– Словно сбежала от своей безответной любви, – думала Скарлетт, – не повторяет ли она мою ошибку или того хуже – судьбу своей бабушки Эллин, которая предпочла брак с чужеземцем и жизнь на чужбине.

Молча наблюдала миссис Батлер за Анри, подозревая, что он отец ребенка. Ей было непонятно, почему Катрин отказалась стать женой Робийяра. Мысли красавицы – дочери давно стали загадкой для матери, бывшей таким близким человеком в детстве и ставшей почти чужой для повзрослевшей девушки.

Брегг Уилкс давно не был в Париже. Все это время он работал в Нью-Йорке, создавая себе имя. Сотрудничество с Редфордом оказалось успешным. Его талант и деньги Стивена принесли свои плоды. Театр процветал, мюзиклы имели успех, ничего более американскую публику, погруженную в бизнес, не интересовало. С каждым годом Бо все сильнее разочаровывался в своих соотечественниках, лишенных каких-либо признаков внутренней культуры. С тоской он вспоминал время, проведенное в Париже. Иногда они обменивались посланиями с Робийяром, но прежних дружеских отношений выразить в них не могли. Образ гордой Джорджианы, причудливо – восхитительный, мучительно – сладкий, тоже отодвигался все дальше в небытие, не удерживая его от мимолетных связей со статистками. В конце концов обета верности от него ведь никто не требовал.

Приезд Софи, не выдержавшей разлуки, и вовсе вернул его к привычной жизни. Совершенно неожиданно у них родился сын, Бо признал ребенка, назвал Александром в честь Дюма, жениться отказался и отправился в длительные гастроли по Южной Америке. Оттуда он вернулся воодушевленный прежней идеей поставить нечто новое, совершенное, чего до него никто не делал, подспудно имея в виду свою неудавшуюся пьесу. Вскоре, как будто услышав мысли молодого режиссера, Анри сообщил, что создал декорации к его «Грезам», и считает, что пришло время вернуться к этому спектаклю. Завершив сезон, Бо отправился в город юности.

Робийяр очень удивил Уилкса, не то, чтобы он постарел, но его уже нельзя было назвать светским кавалером. Жесткий накрахмаленный воротник не подпирал его подбородок, как раньше. В домашней вязанке, в мягких тапочках, весь какой-то взъерошенный, он производил впечатление отшельника. Однако это было не так. Бо понял причину, когда увидел его с малюткой на руках. Крошечная девочка с льняными кудряшками и умненькими карими глазками привычно крутила его волосы пухленькими ручками и, казалось, большего удовольствия в жизни художнику испытывать не приходилось.

– Твое произведение? – спросил Уилкс, когда няня унесла девочку.

– Княжна Аврора – дочь Катрин! – пояснил Анри, слегка смутившись.

– Где же мать? – заволновался Бо.

– Уехала с мужем в Санкт-Петербург. Климат там суровый, еще не обжились, и нам удалось уговорить их оставить ребенка здесь.

– Нашла богатого старика, на титул позарилась? Как ты мог это допустить? – бесновался Уилкс.

– Ростоцкий моложе тебя и был беден, когда они женились, вчерашний студент, едва достигший совершеннолетия. Это уже потом оказалось, что он из древнего княжеского рода.