Айлин Вульф - Лорд и леди Шервуда. Том 3

– Покажи мне руку, в которой держала нож, – потребовал Робин и, когда Марианна протянула руку, перевернул ее ладонью вверх и усмехнулся, увидев свежий порез. – Ну, я так и подумал! Со стороны все выглядело очень убедительно. Крови было много, а леди Беатрис даже не вскрикнула, хотя должна была, почувствовав прокол ножом.

Марианна пожала плечами и высвободила руку из руки Робина:

– Мне ведь надо было убедить Гая в серьезности моей угрозы.

– У тебя получилось, – кивнул Робин. – Остается надеяться, что брат леди Беатрис разглядит шею сестры и увидит, что на ней нет ни царапины. В противном случае, Мэри, я опасаюсь, что ты сегодня приобрела личного врага в лице Брайана де Бэллона. – Откинувшись на спину, он спокойно продолжил: – Воевать с таким врагом, как Гай, очень непросто. Он не знает пределов в выборе средств, и поэтому так легко соблазниться его повадками. Но ты не сделала ничего, что умалило бы твою честь! Всего лишь взяла заложника и обменяла его. Да, тебе пришлось пригрозить смертью заложника, но так сделал бы любой на твоем месте. Это обычная вещь на войне, Мэриан, и никто не считает подобные действия уроном для своей чести. А ты даже умудрилась пролить собственную кровь, выдав ее за кровь леди Беатрис. Так в чем ты сейчас упрекаешь себя?

– Прижимая нож к ее горлу, я действительно чувствовала себя волчицей, как и назвал меня Гай, – с трудом проговорила Марианна, поднимая на Робина глаза, блестевшие сухим блеском. – Мне кружил голову азарт словесного поединка с ним. Я хотела сломить Гая, одержать над ним верх, ощутить торжество победы над ним.

– Ах вот оно что! – рассмеялся Робин и посмотрел на Марианну с мягкой снисходительностью: – Ты не знала, что война затягивает? Мэриан, ласточка, не думаешь ли ты, что меня называют Шервудским Волком просто так, без всяких на то оснований?

Она не ответила, и тогда он, улыбнувшись, добавил:

– Не укоряй себя, родная! В глазах всего Шервуда ты сегодня ничем не запятнала свою честь. Напротив, я уверен, что все стрелки стали еще больше гордиться своей повелительницей!

– А в твоих глазах? – спросила Марианна, внимательно глядя на Робина.

Он привлек ее к себе и дотронулся губами до ее лба.

– В моих глазах – тем более! – сказал Робин. – Я знаю, что ты видишь во мне образец благородства и чести. Но во мнении того же Эдрика я далеко не безгрешен. Если ты в чем-то чувствуешь себя виноватой, то помни, что я определяю многие твои поступки. Когда мне придет пора держать ответ, я отвечу и за этот день.

Марианна посмотрела на Робина с печальной нежностью, ласково провела ладонью по его щеке и задумчиво сказала:

– Я часто думаю, сколько же может вынести твое сердце? Ведь и ты не всесилен, хотя кажешься таким. Но где-то ведь есть предел и твоим силам?

– Конечно есть, – усмехнулся Робин, – но он далеко, милая. Когда я оказываюсь под прицелом многочисленных глаз и читаю в них непоколебимую уверенность в том, что только мне принадлежит последнее слово, сказав которое, я несомненно окажусь прав, этот предел отодвигается, каким бы усталым я ни был и какие бы сомнения ни владели мной. Это мой рок, Моруэнн. Таким я дорог друзьям и ненавистен врагам. К такому ко мне приходят за помощью. И таким меня любишь ты. Так есть ли у меня право на слабость, если от моих сил зависит столько людей?

– Но не я! – возразила Марианна. – Я люблю тебя таким, какой ты есть!

– Ты в этом уверена? – Робин пристально посмотрел на нее и, решившись, сказал: – Тогда принеси себе и мне горячего вина, что-нибудь поесть, и я объясню тебе смысл упреков Эдрика.

Когда она сделала все, о чем он просил, Робин отщипнул кусочек хлеба и, запив его глотком вина, спросил:

– Что тебе известно о судьбе Роджера Лончема?

Марианна, не ожидавшая такого вопроса, ответила Робину удивленным взглядом.

– Ты, как и все, была уверена, что я убил его, – понял ее взгляд Робин и посмотрел Марианне в глаза. – Нет, Мэри, я не убивал его. Хотел. И даже отправился во Фледстан в ту ночь, когда ты потеряла ребенка. И я нашел его там. Он ждал меня и тоже был уверен, что я убью его. Но я вернулся в Шервуд, оставив ему жизнь. В этом и упрекал меня Эдрик, а до него – Вилл. Им я ответил, что только ты вправе судить меня, и теперь я отдаю себя на твой суд. Если ты скажешь, что я обошелся с ним с недопустимым милосердием, я найду его и убью.

Марианна долго молчала, грея в ладонях кубок. Робин неотрывно смотрел на нее, ожидая ответа.

– Ты знаешь, где он сейчас? – тихо спросила она.

– Да. Он в одном из монастырей во Франции, где принял монашеский обет, – ответил Робин. – Мне известно, в каком монастыре и где этот монастырь находится. Должен ли я объяснить тебе, почему я не стал его убивать зимой?

– Нет, – покачала головой Марианна.

Поднявшись, она стала медленно ходить по комнате от стены до стены, чувствуя на себе взгляд Робина – уверенного в своей правоте, но с тревогой ожидающего ее решения.

Раскаяние. Она понимала, что именно его увидел Робин в Лончеме и оно удержало его руку. Она сама в Ноттингеме почувствовала это раскаяние в своем заклятом враге. Но преступление против нее было совершено, и, как бы ни глубоко сокрушался в нем Лончем, терзания его совести не могли исправить прошлого. Она невольно провела ладонью там, где, скрытое одеждой, багровело навсегда врезавшееся в ее тело клеймо. Заметив этот жест, Робин крепко стиснул зубы.

– Помнишь, зимой я сказала тебе, что мир, в котором мы живем, слишком жесток и кровожаден, чтобы насыщать его телами и душами наших детей? – услышал он голос Марианны, которая прекратила свои хождения и сейчас стояла возле стола спиной к Робину.

Поставив кубок на стол, она обернулась и посмотрела на него.

– С тех пор прошло три месяца. Думаю, что я уже достаточно окрепла.

Она подошла к постели, опустилась на колени и осторожно поднесла лежавшую в перевязи руку Робина к губам.

– Если ты согласен со мной, то перестань соблюдать в постели осторожность. Самой своей жизнью ты делаешь этот мир справедливее и добрее. Я очень хочу, чтобы у нас были дети. То, что ты будешь их отцом, наполняет мое сердце счастьем. Когда-то я уже говорила тебе, но повторю вновь: я безмерно горда тем, что ты отдал свое сердце мне.

– Радость моя! – с волнением прошептал Робин и, поставив кубок на пол, привлек к себе Марианну здоровой рукой, заставляя подняться с колен. – Если бы ты только знала, как я боялся!

– Что я не сумею понять тебя? – улыбнулась она, склонив голову ему на плечо. – Непростительно для тебя сомневаться во мне! Так что теперь ты скажешь?

Робин улыбнулся и, закрыв глаза, прижался щекой к ее волосам:

– То, что я с радостью сделаю тебя матерью. Тем более с радостью, что тогда ты вернешься к мирным женским занятиям, оставишь оружие и перестанешь наконец воевать наравне со мной!