Марина Гилл - Ветер пыльных дорог

Сам Тристан, тем временем, звонко и громко закричал: «Беа!» и бросился ей на шею. Беатрис, толком не придя в себя, со счастливом смехом прижала брата к себе, гладя его волосы и шепча что-то о том, как она рада его видеть. Жерар Рошер решил пока уладить дело с Сальеном и объяснить разозлённому торговцу, что, к сожалению, Жак оказался на самом деле Тристаном. А Тристан, оставив в покое сестру, перенёс свой пыл на Клода, принявшись было и его обнимать, но стон, который Клод не смог удержать, остановил его.

– Клод ранен, – опомнилась Беатрис. – Боже, Тристан, как ты там оказался? Почему?…

Она схватила лицо брата ладонями и всмотрелась ему в глаза, ожидая ответа.

– Он спас меня, подобрал на улице, и я жил у него некоторое время, пытаясь отыскать вас… – увлечённо начал рассказывать Тристан.

Через некоторое время к ним присоединился судья, и все вместе они поехали к нему домой. Рассказ Тристана занял весь путь. Он в подробностях описывал, как ему жилось все эти дни. Беатрис не могла его наслушаться. Её радовало, что Тристан не пострадал за эти дни. Даже то, что он оказался у сумасшедшего Сальена, на него никак не повлияло. Хотя Беа преувеличивала, должно быть, называя Сальена сумасшедшим. Тристан, во всяком случае, говорил о том, что Арман был добр и заботлив.

В такой же суетливой радости прошёл ужин, а после него, несмотря на все попытки Жерара Рошера отговорить их, Беа, Клод и Тристан решили покинуть Ансени.

– Дождитесь утра хотя бы, – увещевал судья. – Кто отправляется в дальнюю дорогу на ночь глядя?

– Я не могу уже находиться здесь, – призналась Беа. – Мы безмерно благодарны вам за вашу доброту и помощь… Как бы я хотела отплатить вам тем же, но не имею такой возможности…

– Бросьте, – отмахнулся Рошер. – Я делал это не ради вознаграждения.

Беа тепло улыбнулась ему и пожала руку. У крыльца стояли два гнедых коня. Их одолжил им Жерар Рошер, чтобы было на чём добираться. Он не мог отправить их пешком. Беатрис же пообещала ему, что коней они вернут, как только окажутся в Лавале.

Клод всё ещё чувствовал себя плохо, и Беатрис поначалу сомневалась в том, стоит ли им так спешить с отъездом. Но Клод напомнил ей о том, что их кто-то убить пытается, значит нельзя задерживаться на одном месте долго. Что же до него, то ему не привыкать. Да и чувствует он себя гораздо лучше.

Тристан радовал глаз своей живостью. Он не мог и секунду усидеть на месте, всё бегал куда-то, даже с Гийомом успел подружиться. Правда, не особо расстраивался скорому расставанию.

– Наконец-то мы уезжаем из Ансени, – сказал он. – Я не люблю этот город. В нём нас разлучили.

Клод, стараясь выглядеть здоровым человеком, забрался на коня без посторонней помощи. Беа, наблюдая за ним, была готова тут же броситься на выручку, но, к счастью, не пришлось. Тристан устроился в седле перед Клодом. Всё-таки чтобы управлять лошадью Клод не имел ещё достаточно сил. Беатрис, с помощью грума, забралась на второго коня, чувствуя себя как-то странно. С этими животными она никогда особо не ладила, хотя управлять ими умела.

– Может быть, его стоит любить? – светло улыбаясь, спросила она у брата. – Ведь в нём же нас и воссоединили.

Тристан задумался.

Беатрис оглянулась на Жерара Рошера и кивнула ему, прощаясь. А затем втроём, как и прежде, они отправились вниз по улице Ансени, спеша покинуть город до того, как ворота закроются.

Мир воцарился в Англии с того тёплого июньского утра, когда на раннимедском лугу была подписана хартия Вольностей. Но мир шаткий, и Аньес не нужно было даже объяснений Чарльза, чтобы понять это. Все мятежники находились в состоянии готовности к войне, которая, по их словам, неминуемо разразится в скором времени.

Аньес оставалась в стороне от этих событий. Она не хотела слишком часто встречаться с союзниками и друзьями Чарльза, которые едва ли начали испытывать к ней доверие. На самом деле в первые дни по возвращении в Лондон, у неё было одно-единственное желание – побольше времени проводить с Чарльзом. Однако теперь он был слишком занят, и они даже не каждый день виделись, несмотря на то, что жили в одном доме. Его доме.

Теперь Аньес было всё равно, что могут подумать о ней люди, когда узнают, что она живёт в одном доме с мужчиной. Главным было то, что саму её очень радовало такое близкое соседство с любимым. Однако радость её не продлилась долго. В редкие встречи с Чарльзом, он держался с ней несколько холодно, но Аньес это не удивляло. Весь его вид выражал усталость, и она могла понять, что у него попросту нет сил расточать ей нежности.

С того дня на раннимедском лугу они больше не целовались. Ей хотелось ещё раз ощутить те непередаваемые эмоции, снова прижаться к его телу и зарыться пальцами в тёмные волосы. Однако смелости на такое действо ей не доставало, а сам Чарльз с виду не особо горел желанием снова целовать её.

Серые будни Аньес скрашивало только присутствие в её жизни подруги. Теперь она без сомнения могла назвать Рене д'Антремон подругой. Ей было стыдно, что она забыла о той, которая помогла ей сбежать из Виндзора, и, возвратившись в Лондон, она несколько раз напоминала Чарльзу о том, что Рене необходимо освободить.

И, когда, наконец, Рене вошла в дом Чарльза, Аньес была готова броситься ей на шею. Она была так рада её увидеть ещё и потому, что умирала от скуки. Чарльз, разумеется, сказал ей, что она вольна брать кого-нибудь из слуг и гулять, где пожелает. Однако Аньес вскоре наскучило выезжать по утрам на верховую прогулку. Она не была хорошей наездницей, поэтому, выезжая на каурой кобылице, больше думала о том, как бы удержаться в седле да совладать с лошадью, если та вдруг начнёт противиться понуканиям. Да и след от той бешеной скачки из Виндзора в Лондон ещё остался в душе.

Были ещё многочисленные походы по торговым рядам, где Аньес с восхищением глядела на разные товары, привозимые также с заморских стран, но в приобретениях себя ограничивала. Деньги, выделенные ей отцом на её нужды (как она была благодарна сейчас, что отец так позаботился о ней!), были не вечными, а просить Чарльза оплачивать счета ей не хотелось.

Об отце она думала часто. Она отдала бы очень многое, чтобы узнать, как он сейчас. Несколько раз ей приходила в голову мысль навестить тот дом, его дом, в котором она провела так немного времени. Однако она удерживала себя от такого безрассудного шага. Кары короля ей теперь можно было не опасаться, но она помнила ещё разговор с Ноллисом. Ей совсем не улыбалось быть отвергнутой ещё и мятежниками. Теперь, когда Чарльз так мало находился рядом, положение её было не особо устойчивым, и потому она решила для своей же безопасности быть тише воды, ниже травы.