Марина Дечко - Ворожея

Шаг за шагом, Яра приближалась к своей каюте, пока не ощутила мокрые брызги за спиной, а за ними - грубую руку, что охватила темные волосы, скатав их в тугой комок.

Ворожея сдавленно выкрикнула, а потом и вовсе задохнулась. Резкая боль опалила разум, и в мыслях не осталось ничего кроме тугих тисков, сковавших голову. Она понимала, что силой ей не справиться с воином. И тогда, быть может, ей удастся спастись, если...

Собрав последние силы, Ярослава замахнулась погасшей лампой и наугад опустила увесистую сталь. Звук удара показался ей глухим, коротким. Но за ним тут же последовал грозный рык и резкое ругательство, отчего ворожея поняла: горячая сталь нашла жертву.

Воин что-то грозно выкрикивал ей в ухо, отчего становилось еще страшнее. Но Ярослава терпела. Не боролась с ним больше, чтоб не навредить дитяти. И позволила тому волочь себя к палубе, на которой должен быть ее муж.

Воин тянул ворожею грубо, резко, отчего та теряла равновесие и валилась в студеную воду. Глотала соленую жижу, отплевываясь, пока ее снова ставили на ноги. И дальше волочили к свету.

Палуба была близко - Ярослава разумела это по громким звукам, яркому свету и резкому запаху моря. Ее тянули спиной, отчего она почти ничего не видела. Поняла только в один миг, что хватка воина ослабла. А потом и вовсе исчезла, а за спиной ворожеи что-то громко упало в воду.

Ярослава обернулась и увидела перед собой беспокойное лицо мужа.

Его тулуп был покрыт кровью, которая стекала что с лица, что с самих шкур. И, - ворожея чуяла это точно, - кровь та не вся чужая. Часть ее пахла родным, отчего в сердце Яры резко закололо, и приступ дурноты подкатился к горлу.

- Ранен, - выдохнула она, - где?

Дар остановил ее:

- Не время, погоди. Раны заживут, даю слово. Нам бы спастись. Пойдем!

Он уводит ее в другой конец узкого коридора, и Ярослава с ужасом понимает, что вода добралась уже не только до сапог - полы тулупа, что оканчивается выше колена, промокли, отчего идти дальше почти невозможно.

Муж подхватывает ее на руки, но и его силы на исходе. И, благо, выход близок.

Дар выводит свою ворожею на небольшой кусок палубы, что в хвосте корабля. Лязг оружия здесь не так слышен, да только Яра понимает: им не уйти. Здесь, на открытом пространстве, она видит другие корабли числом три. Они не похожи на их посудину. Те судна в разы больше, мощнее.

Да и воинов на них не счесть.

Значит, уйти им не удастся. И она решает: ей с Даром быть вместе до конца. Потому как сама жизнь не нужна ей без него. Свобода. Радость. Ничего не нужно.

И она останавливает Дара: нет, не пойду.

Он тянет ее к худенькой лодке, что уже спущена на воду. Просит в голос, чтобы жена его послушала, чтоб уплыла от корабля подальше. Оставляет рядом с ней мальчишку с рыбацкой деревеньки, что довезет ее до суши.

Дар верит мальчугану - он заплатил за жизнь жены мешком с алтынами. И малец честен - степняк видит это. Да и в море ходить привык. Стало быть, справится.

Что корабли? Они не тронут женщину с ребенком, не в воинской это чести. И, значит, у них появится шанс.

Но Ярослава снова противится: она не бросит мужа здесь одного. Дала обеты святые. Там, в храме лесном. Перед богами. И небожители не простят ей забытого. Она сама себе не простит.

Дар обнимает свою нареченную крепко. И в прикосновении этом Ярославе чудится прощание. Что ж, пусть так.

А когда разнимаются они, перед ворожеей возникают мечи, приставленные к груди, и окружившие их люди, - все, как один светловолосые, грубо выкрикивают команды.

Малец, что получил кошель с золотом, не убегает с корабля, а становится разом с Даром и Ярославой, чтобы перевести:

- Они приказывают нам покинуть судно.

- Для чего? - Спрашивает Дар.

Малец говорит с воинами на незнакомом наречии, а потом переводит:

- Говорят, Орм Кровавый желает видеть вас.

***

Нег словно бы очнулся ото сна.

Мир кругом выглядел другим - цветастым, словно маткин платок. И дрожал силою живою, которую малец нынче чувствовал отчаянно.

Поруч с людьми его ладони кололо и жгло, отчего он разумел: так ведет себя энергия живая. А вот со стороны капища шел другой гул: холодный, глухой. И пальцы не кололо, лишь подрагивали под кожей остатки эманаций. У кого сильнее, у кого - горше.

И отчего он пришел на место святое, сам уразуметь не мог. Только тянуло его туда, словно бы пчелу летнюю на мед. Сил не оставалось противиться.

А ведь и не само капище звало. Не сами могилы.

Его тянуло к глубокой яме, что была вырыта днями раньше чуть наокол. А ведь и камня поминального не осталось: видать, покойник не своею смертью помер. Иначе отчего бы ему не лежать подле других?

Нег остановился. Распростер руки над черным зевом и выпустил из-под кожи немного огня. Красные языки лизнули корку льда, что успела покрыть могилу, - и вновь вернулись к ладоням. Задрожали-загудели.

И гул этот испугал мальца так, что тот не понял сразу, отчего кинулся наутек. Впервые одолел его такой страх, с которым ни разум, ни чувства его не справлялись. И, знать, не просто такое приключалось.

В ту ночь ему снова снилась высокая трава летняя. И старая кузница, в горне которой пылал огонь. Только теперь этот огонь не жегся, сыпля искрами. Он как будто ластился к Негу, словно бы тот был ему родным.

Лизал ладони красными языками, исцеляя их от того жуткого чувства, что зародилось в нем на капище, а голос говорил:

- Тебе вернуться на капище надобно. Нитки силы собрать да отнести тому, кто наузы плести умеет.

- Наузы? - Малец явно не понимал, о чем с ним говорят. Только голос продолжал:

- Скатай все, что найдешь, в клубок. И отправляйся дальше. Не одно капище хранит те нити, много их. Собери все.

- Мамка не отпустит, - заныл Нег, но тут же упрекнул себя: ему десять зим уж минуло, а он как дитя. И малец продолжил слушать:

- Собери таких, как сам. Как? Увидишь. Лизни языком пламени, оно подскажет. И нитки силы снесите к ворожее вместе. Пусть она вплетет их в наузу, где дощечками-рунами - каждый из вас.

- Как? - Снова не удержался Нег.

- Все поймешь с часом. Но торопись!

И Нег снова падал на сенник своей лавки, вскрикивая во сне.

Веселина гладила свое дитя, напевая ему колыбельную, что пела в детстве, и Нег успокаивался. До утра. Пока не понял: то не просто сон был. И, значит, он должен попробовать.

Идти на капище не хотелось. Равно как и признаваться в том, что страх держал мальца за горло тугими тисками. Да только и ослушаться того, кто подарил ему огонь живительный, он не мог.

Могила отыскалась сразу. И даже не память тянула его к ней - все те же нити, о которых говаривали ему во сне. Нынче Нег их видел явно.

Они подрагивали зеленоватым светом, от которого сладко пахло. И там, у черного рва, их становилось все больше.