Марина Дечко - Ворожея

Бахсы собрались в Белом Зале и уже ждали Хана-Льва вторую годину. Но тот все не шел. Отчего? Помнится, старый Абу говорил, что рыбу, пойманную у самого Южного Моря, нужно есть с головы. Вот только голова ль - Белый Зал? Аслан сомневался, а оттого и воскрешал в памяти вчерашний день.

Наступление, ворота Белограда, на которых кривою трещиной - след камня с Пограничных Земель. Чем тогда пахло? Сладко? Верно, нет. Потому как он, Хан Великий, в сраженьях провел не одну простую жизнь. И тогда, знать, отличил бы запах гари от того, другого...

Вспоминал и улицы Белограда с их запахами. Люд простой. И снова дым, а в лужах - кровь. Горькое с соленым. А вот сладкого - нет. Тогда где?

Верно, в Белом Зале. И, стало быть, нужно спуститься. Вот только чутье, что еще ни разу не подводило Хана, удерживало его здесь, в покоях Элбарса. А чутью старый Лев привык верить...

Прилечь на ложе высокое, утонуть в шкурах ценных, да прикрыть очи. Они и просят покоя после ночи бессонной. И стоит лишь поддаться...

Ложе широко, а мех дорогих шкур тепел и мягок. И глаза смыкаются на миг. А Хан замирает. Неужто ошибся?

Минута покоя и... вот оно! Ненароком поначалу, осторожно. Исподволь. А вот и тянется тонкая нитка силы, что пахнет медуницей, к руке расслабленной. Трогает пальцы осторожно, обвивает запястье.

И прозванный Львом решается. Охватывает пальцами тугое варево да раскрывает глаза. Потому как если б тот, что наводил морок на него, ведал о подарке Абу, тогда знал бы, что резной амулет с грудинной маткиной кости, спрятанный под платьем, морок этот отведет. И, помнится, не все бахсы поняли подарок Абу. А вот матка завещала: после смерти кость забрать, почто она уж ей? Остывшее сердце не укроешь. А вот сыну сподобится. И верно. Степная ворожба горела, пылая жарко, да не просто опаляла густой седой волос на груди, но заставляла тот жечься, обдавая паленым смрадом.

А нитка вот стала виться в ладонях. Ускользала, опасность почуяв. И будь Хан чуть менее проворен, так и случилось бы. Да только любопытство и силы, еще по молодости собранные, не подвели. И потянул-ухватил Степной Лев медуничную травинку, за которой - в высоком жбане у самого окна - покоилось кольцо самоцветное.

Пригожее. Живое словно бы.

Золоченый бок поблескивал в лучах утреннего солнца, а яркий изумруд притягивал взор так, что... нет, не глядеть! Только на оправу! А та - мала. С мизинец ханов. И, стало быть, Аслан имеет дело с мужем хилым или же с девой. Вот только с кем?

Ответит. Позже. Найдет чародея и спросит у него за все. А пока...

Бахсы явились на зов Хана мгновенно. И в барабаны забили скоро. Песни степные запели, оставляя подле кольца подношения богу старому.

Золото и кровь живую, собранную поутру у скотины домашней. Меха...

Старый бог ценит добро людское. Как и тепло. Потому как Подземный Шатер столь велик, что сколько золота и света в него не снеси, а все пусто будет. Только света вот добавить надобно...

И тогда бахсы жгут огонь священный, что забирает и кровь, и дары дивные. А кольцо остается, только вот больше не светится бликом предивным. И Хан разумеет: медуница уйдет из Белограда. Как уйдет и он. Поутру. Оставив наместником верного брата.

А чародея найти надобно. Без того старый бог не пустит душу Элбарса на землю. Зароком - слово. И его Хан держать умеет.

Значит, Камнеград? Верно, так, потому как за ним - лишь Соляные Копи. А в них зло не меньшее. И если Каменный Город не раскроет секретов чародея, Аслан забудет о сыне-Тигре, передав Степь другому, Волком прозванному. А все с того, что в Копях Соляных он потеряет многим больше.

***

Каменный Зал был велик, красен и блестящ.

Прямо перед Заринкой покоился на постаменте высоком трон резной из камня красного. Да не простой, а вырезанный мастерами редкими так причудливо, что каждый завиток, каждый изгиб казался живым. А уж каменья...

Девка даже сощуриась, потому как первый утренний луч, пробившийся сквозь цветастое окно, зажег трон богатый светлячками шустрыми. И те понеслись по залу, весело подмигивая Зарке. И она бы подмигнула им в ответ, если б так не боялась.

Их со Святом привели сюда прежде всех остальных. И оставили на полу резном, подложив под колени лишь древесную дощечку. Знать, чтоб покорность боярам великим показать...

А стража замерла у стены дальней. И подле нее - тот, что спускался в подземелье. Этот был другим, не службовым. Колерами окрашен диковинными. Словно бы охряными, подобными ейным, а вот и аспидного несли в себе много.

Девке припомнилось, что нынче с утра они со Святом и не поели почти ничего - только худого свойства жидкую кашу, что растекалась по ложке дурно пахнущей жижей. Тогда она жалела о еде, а теперь вот разумела: съешь хоть кусок, ее бы вырвало от волнения.

Только она и так места себе не находила. Это ж где видано, чтоб девка простая, купеческая дочка - и в палатах княжьих?

А вот Великий Престольный Суд Заринка отчего-то разумела для себя по-другому. Помнится, отец как-то говаривал ей, что бывал на таком, когда ворье лесное судили. В голодные зимы, что спустились на Камнеград после войны. Обозы тогда грабили нещадно, люд простой со свету сводили. И если бы не грозное слово Тура Каменного, то не выжить бы в те смутные времена...

Нынче тоже Князь Великий взошел на престол. Медленно, цепляя ногами богатый багряный ворс ковра, что устилал ступени высокие. И рухнул грузно в резной трон, отделанный по периметру камнем самоцветным да лозою золотой.

И, помнится, старый купец говорил Заринке, что Тур был его веку, а вот гляделся горше. Многим старше... Верно, болеет?

Зарка глянула на Князя по-другому, как учила ее Улада. И едва ль не поперхнулась. Темен. Сер. Словно бы выпит. И сил в душе егоной почти не осталось, чтоб встречать новый день. Стало быть, скоро придет черед преемника, коль таковой имеется. Да только есть ли у Князя сын?

Помнится, был давным-давно, пока не сгинул со всем горелым воеводством. И Княгиня степная ушла по-за болячкой редкой. А вот с новой Княгиней дитятко не приждали. И, стало быть, смута ждет Княжество Камнеградское?

Девка обернулась к Святу, и тот уверенно сжал ее ладонь. Нынче он - ее нареченный, пусть и не перед людьми, но перед самими богами старыми. А ведь когда-то она, дуреха, не верила в такое, чтоб обеты, данные на сеннике после полюбства, могли роднить людей. Теперь вот знает: могут. И роднее Свята у нее нынче - никого. А теперь и вовсе долю разделят...

По двум бокам трона каменного усаживались бояре. И если шуба Князя была багровой, цвета крови, то их меховые тулупы выделаны синим. Знать, чтоб не задумали ровняться с Князем самим.

Бояр было шестеро: по одному на каждое воеводство. А вот от Светломеста Вацлав не прибыл. И Нега, наместника егоного, здесь не видно. Стало быть, помер старый воевода. А с Негом...