Ирина Тигиева - Возвращайся, сделав круг 2 [СИ]

В глазах Нобу-сан заблестели слёзы, голос снизился до шёпота.

— Она недолго оставалась в этом жестоком мире. Но вскоре после смерти её светлая душа пришла ко мне и повторила то, что Эмико говорила при жизни. Я могу заслужить прощение милосердием и состраданием. Однажды плоть моя восстановится полностью, и тогда я смогу умереть достойно, буду достойно погребён и душа моя освободится…

На несколько секунд повисло молчание. Камикадзе, давно закончивший завтрак, мирно посапывал у меня на коленях. Я отложила в сторону пустую скорлупку и вытерла глаза. История монаха тронула меня до слёз.

— Ты плачешь, — тихо проговорил он. — Не нужно. Каким был раньше, я не стоил слёз, а сейчас участь моя не так уж и плачевна. В моей душе давно воцарился покой. С благодарностью в сердце я жду прощения. Может, мне даже будет даровано увидеть Эмико ещё раз…

— Ты любил её… — прошептала я.

По губам монаха пробежала грустная улыбка.

— Снискавший её любовь мог считать себя счастливейшим существом. И, уверен, Озэму-сама был этого достоин. Эмико много говорила о нём — своём погибшем возлюбленном. Уже с её слов я проникся к нему симпатией и уважением, — монах на мгновение замолчал. — Судя по тому, как мало ты говоришь о Иошинори-сама, он не стал для тебя тем, кем был для Эмико его отец.

Я совсем не была готова к такой резкой смене темы.

— Иошинори… — произносить это имя вслух всё ещё нелегко, воспоминания о том, кто его носит, по-прежнему причиняют боль. — Иошинори-сама защищал меня. Я следовала за ним, пока это было необходимо. А как погиб Озэму-сама?

— Мне неизвестно, — монах, конечно, понял моё намерение сменить тему и не стал настаивать на своём. — Эмико избегала говорить о его гибели.

— Это ведь произошло незадолго до того, как Иошинори-сама попал под власть заклятия?

— Не совсем. Между гибелью Озэму-сама и превращением его наследника в камень сменилось два поколения, если мерить человеческими жизнями.

— Так долго? — удивилась я. — Но это значит, что Кэцеро… На вид ему лет восемнадцать, по поведению — ещё меньше…

Монах добродушно крякнул.

— Кэцеро-сама гораздо старше, чем кажется. Отпрыски ёкаев наследуют их долголетие.

— То есть, ему сотни две лет?.. — ошеломлённо переспросила я.

— Чуть больше, — улыбнулся Нобу-сан.

— Каким же он был, когда ему исполнилось десять…

— Маленьким сорванцом, — с нежностью начал монах, но развить мысль не успел.

Ветви ближайшего дерева затрещали, и на землю в нескольких шагах от нас спрыгнул тот, о ком шла речь — "сорванец", разменявший третью сотню…

Рассмотрев его, я только хлопнула глазами. Волосы, хотя это и трудно представить, даже в большем беспорядке, чем были, в них запутались мелкие веточки и листья, лицо оцарапано. В руке он держал свёрнутое в узел верхнее кимоно. Камиказде, принюхиваясь, поднял мордочку и тихонько взвизгнул — видимо, почувствовал яйца.

— Кэцеро-сама, — улыбнулся монах.

— Нобу-сан и… ты, — ответил на приветствие полудемон и, бухнувшись рядом со мной на энгаву, развернул узел. — Я собрал, все, какие нашёл. Те, что не понадобятся, можешь выбросить.

— Если в лесу не останется птиц, буду знать, кого в этом винить, — пробормотала я.

То, что полудемон вывалил передо мной, запросто могло оказаться половиной потомства всего птичьего населения леса. Большие, маленькие, средние, светлые, пёстрые, голубоватые… Но, если я слегка растерялась от такого "улова", Камикадзе при виде возникшей перед ним груды яиц пришёл в восторг. Тут же слетев с моих колен, завертелся вокруг, облизываясь и повизгивая.

— Ты же сказала принести, сколько найду, — обиженно протянул Кэцеро.

— Не думала, что найдёшь столько ! Очевидно, недооценила твои способности… — но, заметив, как помрачнело его лицо, торопливо добавила:

— Хотя… птицы нанесут себе ещё, а Камикадзе наконец-то по-настоящему отъестся! Правда, малыш?

Зверёк уже извертелся, обнюхивая яйца со всех сторон и всем своим видом показывая, что вот-вот скончается от истощения, если его немедленно не покормят.

— Тогда оставлю вас разбирать добытое Кэцеро-сама, — Нобу-сан поднялся на ноги. — Самое время позаботиться о пище для нас .

— Больше его не боишься? — Кэцеро кивнул вслед удаляющемуся монаху.

— Нет, — я потупилась, вспомнив, каким диким голосом орала ночью. — Просто… призраки всегда меня пугали. А, когда путешествовала с… когда попала в лес юрэй, они пытались вытянуть из меня душу…

— Нобу-сан не такой, — вступился за наставника Кэцеро.

— Знаю, он рассказал. И о твоей матери… Мне очень жаль.

— Никому не нужна твоя жалость! — хмыкнул Кэцеро. — И, вообще, это не твоё дело!

— Я и не говорила, что моё…

Смена настроений этого странного существа ставила в тупик. Рассказ монаха пробудил во мне что-то вроде жалости к бедному "дикарю". Выросший в лесной глуши и не знавший иных друзей, кроме наказанного за злодеяния призрака, он и не мог быть другим. Но в моменты, подобные этому, раздражение, вызванное его грубостью, перевешивало чувство сострадания. Я бы с удовольствием ушла, чтобы избавиться от его общества, но Камикадзе упоённо чавкал, уткнувшись в голубоватую скорлупку, и мне не хотелось прерывать его трапезу.

— Что именно он тебе рассказал?

— А это не твоё дело! — отрезала я.

Полудемон как будто растерялся.

— Почему не моё? Вы ведь говорили обо мне .

— Мы говорили о нём. И, если так интересно, спроси у него сам!

Камаитати между тем разделался с яйцом и потянулся за следующим. Но я свернула узел, подхватила зверька одной рукой, узел — другой и поднялась на ноги.

— Куда ты? — удивился Кэцеро.

— Отдохнуть! Кимоно верну, как только переложу яйца, — и поспешила прочь.

Наверное, моё отношению к нему было несправедливым. От кого этот полузверёныш мог научиться хорошим манерам? Но сейчас просто хотелось убраться подальше.

Расположившись на циновке в моей комнате, я разложила перед камаитати "буфет" из яиц и покосилась на прислонённую к стене дзё. Может, стоит ею воспользоваться, вздумай Кэцеро снова ввалиться в моё "убежище"? К счастью, делать этого не пришлось. Единственным, кто потревожил наш с Камикадзе покой, был Нобу-сан, который пришёл сменить повязку на ране. Когда он заглянул к нам, я валялась на футоне, глядя в потолок и не думая ни о чём. Камикадзе, наевшийся яиц до полуобморока, лежал на моей груди брюшком вверх и издавал непривычные звуки, очень похожие на икание. Услышав шорох сдвигаемой створки, я слегка приподняла голову, но зверёк даже не шевельнулся.

— Вижу, находка Кэцеро-сама пришлась камаитати по вкусу, — улыбнулся Нобу-сан.

— Нужно было спрятать часть яиц, а не раскладывать перед ним все, — я осторожно переложила икающего зверька на футон. — Но не думала, что он сможет столько съесть…