Мария Вельская - Змеиная Академия. Щит наследника [litres]

Тьма вокруг стала удушающей. Прикосновения острых когтей к горлу, там, где горел ошейник, чужая ненависть и ярость – словно извне, рычание, шипение… его? Он смог стерпеть, когда искусал губы до крови; из горла вырывались бессильные стоны, кажется, щеки были мокрыми. Позор. Но в этот момент он не думал – ему не давали потерять сознание, уплыть в желанное небытие, нет. Только лед и тьма прикосновений древнего бога и чуждая сила проклятия, что разъедала тело. В какой момент последние силы стали его покидать? Исчезли, поблекли воспоминания и обида, ушла злость, даже сила, привычная с детства, перестала ощущаться. Он смотрел, как сквозь корку льда, больше не желая ничего.

– Я не давал тебе приказа уйти! – злой окрик.

Жалящие жгуты собственной силы.

– Ах, ты так, поганец упрямый!

Пространство вокруг задрожало от мощного потока тьмы, вырывая тихий вскрик. Чьи-то когти пробили грудь, входя прямо в сердце. Глаза лежащего на каменном алтаре иршаса распахнулись, полные беспроглядной тьмы. В этот миг только сила древнего божества поддерживала жизнь в угасающем теле, не давая уйти душе. Эскайр тан Ши, склонившийся над телом своего потенциального жреца, прищурился, склонив голову. Что ж, ему все равно нужна была аватара, так почему бы не он? Достойная награда и блестящее наказание.

Тьма сорвалась с длинных когтей бога, окутала едва бьющееся сердце иршаса, пропитывая его целиком, обвивая темными лозами. Он резко выдернул когти, прикосновением заживляя рану. Миг. Другой. Тишина в огромном стылом помещении, в которой так отчетливо слышно, как медленно-медленно стучит чужое сердце. Равновесие…

Древний поморщился, стирая капли крови из носа. Как же он еще позорно слаб! Впрочем, малышка Рин и ее младшие подчиненные не так уж плохо потрудились. А он скоро станет сильнее, стоит только аватаре встать на ноги. Осталось лишь последнее. Возможно, Илшиарден его никогда не простит за этот шаг, никогда не поймет. Но это и его проклятие, и его награда, и его возможность все еще жить и дышать. Он посмотрел на мертвенно-бледное лицо подопечного. Он и так опутан обязательствами и клятвами. Главное, яд проклятия и чужого очарования уничтожен. А значит, покусившуюся на его собственность отступницу ждет суровая кара. Древний с предвкушением облизнулся, на этот раз беря в руки остро заточенный ритуальный клинок.

Алтарь заброшенного храма засветился.

– Жертва принесена, плата назначена, прими же, сила моя, в место сие хранителя и жреца, плоть от плоти моей, часть души моей, сердце магии моей.

Острое лезвие вырезало узоры на беззащитно откинутой шее, но крови не было – она испарялась раньше, чем успевала стечь. Тихий речитатив. Волны магии. Узор, заключивший шею и грудь лежащего иршаса в ловушку светящихся линий.

– Отныне и навеки он слуга и сосуд мой, мой карающий меч и мой Щит, таково мое слово! Иссэ!

Вспышка. Грохот. Море силы, вливающееся в него от обновленного храма и полностью принадлежащего ему существа. Губы растягиваются в безумной, радостной улыбке. Эскайр легко касается руки лежащего на алтаре иршаса, приводя его в сознание. Тот жмурится, вздрагивая, шипит сквозь клыки и покоряется, ощущая жреческую печать. Иршасы падки на мощь и силу, а сейчас он пропитан божественной энергией с ног до головы. На губах Верховного Судьи расцветает жестокая усмешка, смешанная со смутной тревогой. К счастью для себя, инициированный жрец сейчас едва ли полностью сознает, что происходит, но это даст после силы пережить то, что с ним сотворили. И узнать, кто сотворил. Похмелье будет тяжелым.

Да, он тоже чувствует, как колеблются и дрожат нити. В империи началась война.

– Что ж, мой жрец, поиграем?

В воздух взвилось согласное шипение.

Императорский дворец. Император Льяш-Таэ Шелларион

Огромный змей свился кольцами в чаше-троне, едва заметно поглаживая когтями лепестки. Гребни раскрылись полностью, собирая информацию со всей столицы. Пусть он не был таким сильным менталистом, как его сын и наследник, но император обладал другими талантами. Он все еще оставался самым сильным магом империи, будучи жрецом и аватарой своего бога, хотя… Мир заколебался, дрогнул.

Расцвела сверхновая – ослепительно-черная, заставившая на миг замереть и тихо зашипеть.

– А ты не теряеш-шь зря времени, древний! Благо Яр тебе попус-стительствует…

Он давно ждал, когда заговорщики сами сделают последний шаг в уготованную им пропасть. Шелларион не желал терпеть более обман и предательство, его и так обманывали слишком долго. А он терпел и закрывал на все глаза, надеясь, что те, кто когда-то были родными, одумаются. Больше иршас ждать не хотел, да он и устал быть один.

В зал скользнули неслышно тени, склонились перед императором. Два иршаса и три каэрха. Еще двое каэрхов, пониже ростом и явно младше, были в подчиняющих ошейниках. Мальчишки, влипшие в игры богов. Что ж, он даст им шанс исправиться и выкупить свою жизнь, тем более что дочь Илшиардена так отчаянно за них молила.

– Что прикажете, повелитель? – заговорил старший каэрх. – У нас все готово.

– Эргрэ усыпить, слишком опутали его чужие заклятия, он достойно держался, я сам разберусь после, Первый, – негромко приказал иршас, чуть шевельнув хвостом.

Мальчишки, замерев, как марионетки с обрезанными ниточками, упали на колени, касаясь лбом пола.

– Вы двое, – острый коготь поманил ближе, – в город! Найдите карринэ Дейирин и охраняйте ее ценой собственной жизни. Это ясно? – Меж клыков мелькнул раздвоенный язык, заставляя младших вассалов свернуться в клубок, поскуливая от вдавливающей в пол силы. – Если с избранницей моего сына что-то случится…

Договаривать император не стал.

– Они искупят, владыка, – тихо произнес Первый, глядя на мальчишек с болезненной виной и тоской. Страшно видеть своих детей такими униженными, раздавленными, предавшими, пусть и не по своей воле.

Когда оба младших, подчиняясь приказу, удалились, император обернулся к оставшимся теням. Тяжелый взгляд золотисто-алых глаз с вертикальным зрачком невольно смягчился при виде коленопреклоненного вассала.

– Они искупят, Валиар. И они вернутся к тебе свободными, я обещаю. Что бы обо мне ни думали, мне действительно невозможно солгать. Никто не накажет их сильнее, чем они сами. И искупление это нужно скорее им, чем мне.

Каэрх ничего не сказал в ответ, лишь склонился еще ниже, прижав руку к сердцу.

Текли рии молчания. Светильники почти потухли, едва тлели, оставляя тени-светлячки, но присутствующим и не нужен был свет. Где-то далеко, если сильно напрячься, можно было уловить едва слышный шум. Еще мгновение дыхания. Мерцающий изумрудом круг портала, который невозможно заблокировать. В него просачивается, извиваясь жгутами, безумная сила, сжатая лишь тисками чужой воли. На каменные плиты опускается босая ступня.