Лариса Петровичева - Девушка без имени [litres]

Когда они добрались до особняка Лефевра, утихшая было метель закружилась снова, а Этель успела проплакаться и смогла-таки взять себя в руки: в конце концов, она была девушкой из благородной семьи и не имела права вести себя как крестьянка. Пройдя вслед за Лефевром в пустую холодную гостиную, Этель села на краешек дивана и сказала:

– Все так быстро случилось… Я не ожидала.

Лефевр усмехнулся. Стряпчий вынул из папки еще один исписанный лист гербовой бумаги и с поклоном протянул его Этель. Взяв лист, она некоторое время вчитывалась в написанное, а потом подняла глаза на Лефевра, и он подумал, что его юная супруга сейчас может служить живым выражением удивления – она в самом деле не верила своим глазам.

– Это… – только и смогла проговорить девушка. – Это…

– Это все имущество рода Лефевр, включая недвижимость и банковские счета, переведенное на ваше имя, – хмуро произнес Лефевр, и стряпчий тотчас же вытащил еще один лист и достал переносную чернильницу и обгрызенное перо. – А это свидетельство о расторжении нашего брака. Поставим подписи и отпустим занятого человека.

Этель подчинилась, решив просто плыть по течению и посмотреть, что будет потом. Лефевр от всей души одобрил такое решение, а когда стряпчий раскланялся и покинул его дом, сел рядом с девушкой и сказал:

– Пожалуй, наш брак поставил рекорд продолжительности, дорогая.

– Объясните, наконец, что происходит, – прошелестела Этель. Документы, которые она держала в руках, трепетали, едва не выскальзывая из дрожащих пальцев.

– Я надеюсь, что ничего страшного не случится, – искренне признался Лефевр и добавил: – Но очень скоро ситуация в Сузе может стать критической. Я обещал, что вы сможете учиться на врача, как всегда мечтали. Скоро сюда приедет мой товарищ, и вместе с ним вы отправитесь на Феленские острова. Насколько я знаю, там самая лучшая медицинская академия в мире.

Этель кивнула. Сквозь недоумение и испуг наконец-то сверкнуло нечто похожее на осознание того, что мечта сбывается, и это помогло девушке окончательно взять себя в руки.

– Меня могут обвинить в государственной измене или в чем-то подобном, – продолжал Лефевр. – Чтобы избежать конфискации имущества, я переписал его на вас, миледи. Разумеется, это временно, и потом все придется вернуть.

Девушка утвердительно качнула головой, и на ее щеках впервые появился румянец.

– Я никогда бы не присвоила чужого, – чистосердечно заверила она.

Лефевр подумал, что судьба, должно быть, любит его – несмотря ни на что, он все-таки встречает порядочных людей.

– Я в вас не сомневаюсь, Этель, – сказал он и добавил уже жестче: – Но на всякий случай, если свобода и финансовая независимость все-таки вскружат вам голову… Я могу не быть министром. Я могу не быть инквизитором. Однако, – и он сам удивился тому, с какой легкостью произнес эти слова, – я всегда буду злонамеренным магом. Такова моя природа. Советую вам никогда этого не забывать.

По лицу Этель скользнула тень, но Лефевр сделал вид, что не заметил ее.

Собственность действительно привязывает к земле: сейчас, когда Лефевр добровольно лишился всего, ему было на удивление легко и спокойно. Входя в розарий вслед за личным помощником государя Ахонсо, Лефевр не чувствовал ничего, кроме этой легкости и свободы. Белые растрепанные розы постепенно отцветали, и их аромат, прежде почти неуловимый, теперь обрел отчетливую прощальную резкость. Ахонсо сидел на скамейке, задумчиво перелистывал Святое Писание и, когда помощник скрылся за кустами, негромко произнес:

– Аудиенция по поводу вашего назначения состоится вечером, милорд. Вы что-то рано.

Лефевр подумал и сел на скамью напротив. Государь даже не взглянул в его сторону.

– Позволите говорить откровенно, ваше величество?

Белые брови Ахонсо дрогнули: это было единственным выражением каких-то эмоций.

– Разумеется, господин министр, – ответил он.

Лефевр подумал о вытатуированном солнце на запястье государя и произнес:

– Вы действительно планируете переписать указ о престолонаследии в пользу ее высочества Алиты?

Ахонсо усмехнулся в усы.

– Ни в коем случае, Огюст-Эжен, – сказал он. – Вы просто никогда не читали этого указа до конца. А там написано, что действующий правитель имеет право избрать наследника из числа членов королевской фамилии. На свое усмотрение.

Растрепанная роза медленно уронила один из лепестков на дорожку. Лефевр подумал, что это, должно быть, романтично. Метель снаружи и розы внутри. Вот только вряд ли в жизни есть романтика. Одни подковерные игры и грязь. Розы не растут на таком болоте.

– Это глупо, сир, – равнодушно промолвил Лефевр. – Ее убьет кто-нибудь из ваших сыновей, едва вы закроете глаза. А народ усмирят пушками, это очень полезное средство. – Ахонсо впервые посмотрел ему в лицо, и Лефевр поспешил добавить: – Я знаю, почему вы так зацепились за эту девушку. И почему вы поверили ей, когда она сказала, что пришла из другого мира.

Некоторое время Ахонсо смотрел в глаза Лефевра, и тот никак не мог понять, что же именно кроется в этом взгляде за пустотой доброжелательности. И когда государь все-таки спросил:

– И почему? – Лефевр понял, что победил.

– Потому что Криштина, ваша бабушка, тоже не отсюда, – сказал он, и тогда Ахонсо действительно изменился в лице. Куда-то исчез стержень, поддерживавший государя все это время: теперь перед Лефевром сидел старик, изо всех сил пытающийся справиться с собственной судьбой, чтобы защитить единственное, что имело для него смысл: свою родину.

– Она была торговкой, – продолжал Лефевр, стараясь говорить максимально искренне. – По архивным данным – слабоумная. Но так было с самого начала. Потом-то она смогла привыкнуть к новому миру и начала действовать. Я не буду пересказывать вам ее путь к трону, вы знаете его лучше, чем я. Но самое главное то, что вы, единственный внук Криштины, знали ее тайну. Знали, откуда она пришла и что видела на своей прежней родине. А видела она войны, кровь и революции, и рассказала вам об этом, потому что могла поделиться своим грузом только с вами.

Ахонсо вздохнул и провел по лицу ладонями. Лефевр подумал, что его выстрел попал точно в цель. Некоторое время государь молчал, стараясь обуздать свое волнение, а потом вынул из кармана сюртука маленький колокольчик и позвонил. Личный помощник бесшумно вынырнул из-за кустов и поднес Ахонсо высокий бокал с густой темно-зеленой жидкостью. Лефевр с запоздалым сожалением подумал, что мог загнать старика в гроб своими откровениями.

– Мне не важно, кто именно будет сидеть на троне, – признался Ахонсо, когда помощник ушел. – Династии приходят и уходят, и это нормально. Это эволюция. В конце концов, под самыми дорогими штанами находится самая обычная задница. А вот будущее Сузы для меня имеет первостепенное значение. Я хочу процветания и счастья, а не казней и пушек. Это неправильно?