Лариса Петровичева - Девушка без имени [litres]

– Виата, мы должны быть сильными. Где принц?

Некоторое время девушка всхлипывала, испуганно глядя на Алиту и давясь словами.

Алита сжала пальцы на кисти фрейлины и повторила:

– Виата, где Рекиген? – и только тогда поняла, что тоже плачет.

Фрейлина зажмурилась и ответила:

– Его везут во дворец, в больничное крыло. Там…

Алита кивнула и внезапно с невероятной, резкой ясностью осознала, что ей уже не страшно и не горько. Если Рекиген умрет, то это будет идеальным вариантом для всех. Первой мыслью было: «И поделом!..» – а потом пришла вторая: «Господи, в кого я превратилась…»

– Все будет хорошо, – уверенно сказала Алита. – Но подготовьте для меня траур.

Алита увидела мужа поздно вечером, почти ночью, когда врачи закончили свою работу и разрешили ей войти в палату. Сделав несколько шагов к белой койке, на которой лежало человеческое тело, Алита внезапно споткнулась, словно налетела на невидимую преграду – человек на койке не мог иметь отношения к Рекигену. Это был кто-то другой: Алита смотрела на бледное осунувшееся лицо, на забинтованную голову, на слишком длинные руки, безвольно лежавшие поверх одеяла, и не могла поверить в то, что это Рекиген. Хотя… вот владыческая татуировка чуть ниже левой ключицы, вот знакомый шрам на руке, а уж форму ушей-то точно не подделать. Эта двойственность была чересчур болезненной и жуткой; Алита поняла, что падает в обморок тогда, когда врач подхватил ее и негромко произнес:

– Тише, тише, ваше высочество. Держитесь.

– Он… – начала было Алита и не закончила фразы. Ей казалось, что она не переживает по-настоящему, а просто продолжает игру, к которой уже успела привыкнуть. Любящая жена должна падать в обморок возле умирающего мужа. Так положено, и это тоже было жутким. Ненастоящим.

– Все в воле Господа, ваше высочество, – откликнулся врач и осторожно подвел Алиту к небольшому стулу рядом с койкой. – Мы сделали все, что от нас зависело. Держитесь, вы должны быть сильной.

«Я должна быть сильной», – повторила Алита. Бледное лицо молодого мужчины на койке все-таки принадлежало Рекигену, но не весельчаку и авантюристу, а усталому человеку, полностью смирившемуся со своей судьбой и не испытывающему желания сражаться с ней. Если он все-таки умрет, не переживет этой ночи, то Алита получит свободу, и все кончится. Не будет ни интриг, ни лжи, ни игр, которых она не понимает. Она обретет свободу и сможет делать все, что захочет. Например, выйти замуж за Лефевра и стать счастливой.

Человек на койке был неподвижен. Едва заметно поднималась и опускалась грудь, и слегка дрожали веки – вот и все. Стыд, нахлынувший на Алиту, был настолько сильным, что она издала хриплый, полузадушенный стон и закрыла лицо ладонями. Врач тотчас же поднес к Алите флакон с резко пахнущим содержимым и проговорил:

– Ваше высочество. Алита. Вы меня слышите?

Запах пробирал до дрожи.

– Слышу, – откликнулась Алита и подумала: «Интересно, почему Ахонсо не пришел? Или он уже был здесь? Где вся родня?»

– Алита, крепитесь. Сможете встать? Думаю, вам лучше уйти и отдохнуть.

Алита не могла не признать его правоту. В конце концов, что она может сделать для незнакомого человека на койке? Врач помог ей подняться – Алита с необычной для себя отстраненностью отметила, что он долговяз, молод и рыж, а на скулах у него целая россыпь веснушек.

– Я буду дежурить всю ночь, – заверил ее врач. – Если что-то изменится, к лучшему или к худшему, то я вас позову. Согласны?

Алита кивнула и спросила:

– Как вас зовут?

Врач улыбнулся и ответил:

– Фьетро.

Алита вдруг представила себе этого рыжего Фьетро лежащим на полу с развороченной грудью – удар очень мощного заклинания был настолько быстрым, что доктор даже не понял, что умирает. В черно-кровавой яме на груди что-то белело, из-под тела медленно растекалась лужа крови.

– Ваше высочество, – сказал живой и здоровый Фьетро, глядя ей в глаза. – Все будет хорошо. Поверьте.

– Верю, – негромко сказала Алита и уже потом, когда на рассвете что-то взорвалось в больничном крыле, поняла, что хорошо уже не будет. Никогда.

Лефевра разбудил удар – вернее, он потом так назвал для себя это внезапное ощущение, сбросившее его с кровати. Несколько мгновений он тупо смотрел на часы: половина пятого, по зимнему времени еще глухая ночь и до утра далеко. Самый темный и мрачный час, когда люди беспробудно спят, а силы зла властвуют безраздельно.

Силы зла. Винокуров.

Быстро собравшись и нервно распихав по карманам защитные артефакты, Лефевр выбежал из дома и бросился на угол проспекта и улицы Бакалейщиков, к стоянке ночных извозчиков. Он всем телом ощущал какую-то вязкую знобящую пустоту – так бывает при простуде, когда повышается температура и организм борется с болезнью, но до окончательной победы еще далеко. А еще он очень четко понимал, что может не успеть и все судорожно принятые меры окажутся бесполезными. Винокурова не остановят ни внутренние войска, ни полиция, ни особые отряды – никто. Просто потому, что он был сильнее. И Лефевр, тоже ничем не помешает тому, кто сейчас прорывается в их мир – торопливо, нагло, с полным осознанием своей власти.

– Огюст-Эжен… – знакомый голос артефакта был тихим, едва уловимым. Он терялся в метельной ночи, тонул среди снегов и льда, и Лефевр ощутил пронзительную жалость и печаль. – Вы меня слышите?

– Да, – откликнулся Лефевр, прижав пальцы к вискам: это позволяло сосредоточиться на голосе артефакта и отрезать внешние воздействия хотя бы частично. Кучер покосился в сторону ночного пассажира с тревожным уважением. – Да, я вас слышу.

– Во дворце… – прошептал артефакт. – Там что-то появилось. Пожалуйста… пожалуйста, будьте осторожны.

– Хорошо, – произнес Лефевр, понимая, о чем говорит артефакт. – Вы тоже. Берегите себя.

По затылку скользнула струйка теплого воздуха – артефакт издал слабый вздох, похожий на стон.

– Я всего лишь вещь, – откликнулся он и вдруг запнулся и нервно добавил: – Принц Рекиген. Он только что умер…

Голос оборвался, словно артефакт внезапно уничтожили. Лефевр вцепился в скамью и сжал зубы. Значит, Рекиген мертв… Он слышал про крушение поезда и знал, что принц в критическом состоянии, но его смерть все равно стала ударом, неожиданной пощечиной. «Как же теперь Алита?..» – с непривычной беспомощностью подумал Лефевр, и ответ пришел откуда-то со стороны – последним выдохом мертвеца из глубин зимней ночи: «Ее тоже не будет. Ты опоздал».

Возле поворота к дворцу лошадь внезапно вздрогнула и рванулась в сторону, словно готова была на все, лишь бы не приближаться к величественному зданию, окутанному зеленоватым маревом. Лефевр спрыгнул на мостовую и кинулся вперед – кучер с видимым облегчением хлестнул лошадку, и экипаж помчался прочь: перепуганного возницу не смутило даже то, что пассажир забыл расплатиться. В воздухе витал тошнотворный запах магии – такой обычно пропитывает алхимические лаборатории, возникая тогда, когда слишком много артефактов усиленно работают в одном месте. К изумлению Лефевра, на улице не было отважных зевак – даже той породы любопытных, которые полезут к бесам в пасть за интересными новостями. Квартал, прилегающий к дворцу, похоже, вымер.