Евгения Минаева - Король Севера. Измена

–Я думаю о тебе все время! – как бы громко ни кричала Рейна, голос мужчины был сильней. – Все время!

–Да! О, я верю! Ты очень хорошо подумал! Ты за всех нас подумал!

–Да выслушай же меня! – Моэраль резким рывком сгреб Рейну в охапку и прижал к себе. – Ты понимаешь, что у меня не было выбора?! Я был готов на все! Но Ирвинделл больше ничего не хотел.

Серые глаза Рейны полыхнули.

–Вот ты и сказал, что нужно. Ты одержим жаждой власти, Моэраль. Я могла бы понять. Если бы речь шла не о тебе. А так…не могу. И не хочу. Знай: у меня не было ничего, кроме тебя и гордости. Тебя я потеряла, – последняя оставшаяся из всего потока слезинка одиноко скользнула по девушкиной щеке. – Осталась только гордость. Прошу, не отнимай хотя бы ее.

Он ослабил руки, и она вывернулась из захвата, старательно отворачиваясь, лишь бы не видеть влажного блеска его глаз. Невыносимая боль сжирала изнутри, и не было средства избавиться от нее. Рейне хотелось кричать, но не было сил. Ноги подкашивались, она с трудом заставила себя развернуться и пойти обратно к замку. Моэраль остался стоять под снегом. Рейна не знала и не хотела знать, что он думает сейчас.

Мир Рейны населили призраки. Единственная вспышка эмоций, заставшая девушку в саду, казалось, выжгла все внутри, оставив лишь боль и щемящее чувство пустоты. Жизнь утратила краски, на глаза Рейны легла пелена. Когда с ней пытались говорить, она часто отвечала невпопад, работа валилась из рук, и все чаще ее видели сидящей на замковой стене, отрешенно глядящей вдаль.

Красочное покрывало реальности выцвело, превратилось в застиранное полотно. Люди стали привидениями. Все, что любила Рейна, осталось в прошлом. В настоящем была только боль.

Изредка в ее одиночество вторгался Моэраль, но Рейна оставалась равнодушна к нему. Молча отворачивалась и уходила. Только по ночам, сдавленно рыдая в подушку, чувствовала, как из глубин черной ямы, поглотившей все существо, мутной волной поднимается любовь.

Постепенно боль притупилась. Это был уже не обоюдоострый меч, а ржавая пила. Кто знает, что хуже? Рейна об этом не задумывалась. Едва обретя способность связно мыслить, она стала думать о будущем.

А там был беспросветный мрак.

Рейна ни разу не видела Илиен, понимая, что это выше ее сил. Ей казалось – стоит лишь мельком взглянуть на удачливую соперницу, и безумие захлестнет разум. Может, так стало бы проще… Но древний инстинкт, заставлявший Рейну избегать Моэраля, вынуждал ее бороться. Пробуждал желание жить, крепнущее с каждым днем.

И тогда Рейна представляла жизнь в Холдстейне без Моэраля. В Холдстейне, где каждая крыса знала о ее отношениях с лордом, где каждое дерево в саду хранило память об их поцелуях, а земля знала тепло их слившихся тел. В Холдстейне, где хозяйкой станет незнакомая красивая женщина, приказы которой Рейне придется выполнять… Выполнять, зная, что если бы судьба сложилась иначе …

Крестьянка пережила бы это. Но не благородная леди Артейн. Такое положение вещей было великим унижением, темным пятном на репутации рода.

А Моэраль… Моэраль ей все равно уже не принадлежал.

Это был канун его свадьбы.

Рейна стояла у погреба. Взгляд ее провожал бочки с вином для грядущего пира, споро выкатываемые по наклонным доскам из холодного нутра. Эту работу поручила Кадмэ, все последние дни ни на миг не оставлявшая Рейну без дела.

Погруженная в невеселые мысли, Рейна не услышала, как он приблизился.

–Рей… Завтра будет поздно… Я хочу поговорить с тобой сейчас.

На этот раз она не ушла. Ее душевных сил уже хватало на несколько фраз.

–Я тебя слушаю.

–Прости… Я знаю, слишком поздно… Но я люблю тебя. И я не отпущу тебя, Рейна… Помнишь, когда-то давно, я сказал, что ты – моя. Для меня ничего не изменилось.

–Зачем ты говоришь все это? – Рейна развернулась и вгляделась в осунувшееся, но столь любимое лицо.

–Мне нужно, чтобы ты понимала: мне нужна только ты…

–Леди Артейн! – раздался вопль Кадмэ. – Я просила вас, кажется…

Моэраль резко обернулся, и леди Холдстейн остановилась, пораженная ненавистью в глазах сына. Ненавистью, которую увидела впервые.

–Леди отвлеклась по моему желанию, матушка, – от голоса Моэраля в воздухе повисли крупицы льда. – Ваше возмущение мне непонятно.

Кадмэ молчала. Взгляды бросивших работу слуг устремлялись на нее, заставляя лицо леди Холдстейн пылать от унижения.

–Прошу прощения, миледи, – Рейна склонила голову, пряди выпавших из прически волос упали ей на лоб. – Извините меня… Ваше величество.

Она обошла Моэраля, обогнула пышущую жаром Кадмэ и, ускоряя шаг чуть не до бега, поспешила прочь. Остановить ее никто не пытался.

Он очнулся внезапно. Так просыпаешься, когда кто-нибудь, озорничая, хлопнет над ухом в ладоши.

Линель разлепил веки, но сначала ничего не увидел – глаза застилала пелена. «Я ослеп!» – в панике подумал король, и в этот момент зрение стало возвращаться. Первое, что увидел проезревший Сильвбрен – серые камни и корни деревьев.

«Я в могиле!» – в панике решил Линель.

На память невольно пришел страшный рассказ, прочитанный в глубоком детстве. В нем шла речь о женщине, погребенной заживо. Бедняжка до костей стерла пальцы, стараясь процарапать крышку гроба и выбраться наружу….

Линель глухо застонал от ужаса и принялся ворочаться, силясь хотя бы сесть.

–Лежи спокойно!

Линель затих. Голос принадлежал женщине. Значит, он не погребен?

–Где я? – хрипло и слабо проговорил он.

–Заткнись.

Так с Линелем никто никогда не разговаривал. Кроме отца, разумеется. Но Таер был мертв.

Король попытался оглядеться. Справа от него горел костер – оттуда шло хорошо ощутимое тепло. Линель попытался повернуть голову, но осторожное движение отозвалось такой болью в ключице, что он мигом отказался от этой затеи. Скосив глаза себе на грудь, он увидел, что одежда исчезла. Вместо нее грудь и правое плечо перепоясывали широкие бинты. Ниже пояса его прикрывало одеяло из грубой шерсти.

–Налюбовался? – в голосе говорившей звучала насмешка.

–Это сделала ты? Ты вынула стрелу и спасла меня? – Линелю было сложно даже шептать, но молчать было еще хуже.

Женщина не ответила. Линель услышал ее шаги. Она склонилась над ним, и он наконец увидел ее лицо.

Она была молода, может, девятнадцать, может, двадцать лет. Света было недостаточно, чтобы нормально рассмотреть ее, но достаточно, чтобы понять – волосы у нее светло-рыжие, фигура худощавая.

–Ты богатый лорд? – ее вопрос прозвучал резко, словно она говорила с человеком, неприятным ей, с которым при других обстоятельствах не стала бы говорить.

Линель понял: она не поверит, если он скажет, что он – сам король. Поэтому ответил: