Властелина Богатова - Обожжённая душа [СИ]

Божана вздохнула, прерывая молчание. Даромила, очнувшись от горьких дум, поднялась, запахивая кожух, застёгивая петли. Уже жарко становилось в верхней одежде, нужно выходить.

— Чего смотришь, Божана, пора нам, — поторопила повитуху.

Женщина покачала только головой, поднялась.

— Бедная моя ты детка, чего же ты себя так истязаешь? — запричитала она. — Молодая, красивая, справная, а много горя свалилось на тебя, куда же тебе прятаться-то, а? Скажи!

— Хватит, Божана, — незамедлительно остановила её Даромила, завязывая платок, впрочем, пальцы непослушные дрожали, а горло сжималось.

— Он же ведь к тебе приходил? Звал с собой?

— Приходил, — княгиня не стала ничего утаивать. Подхватила суму. — Звал. И что с того?

Божана опустилась обратно, плотно сжимая губы.

— Ты со мной пойдёшь или тут останешься? — взяла вдруг злость. — Что же это такое, что же не наладится ничего! — в сердцах бросила.

— Ох, что же делаешь ты, губишь себя! — в свою очередь завелась Божана. — Княгиня мне не простила бы такого. Всю жизнь буду корить себя за то, что не вразумила.

Даромила бессильно выдохнула, гневно бросила суму на скамью, опёршись о стол руками, нависла над женщиной, и такой холод её взял, аж самой не по себе сделалось. Острые, как осколки льда, слова сами сорвались с языка.

— Перестань, — прошипела она, бегло посмотрела на неё. — Дольно уже меня жалеть! Я сама знаю, как мне быть, не нужно мне ничьё сочувствие, ясно? И его не нужно! — выдала на одном дыхании, а потом прикрыла ресницы, унимая буйство, глубоко втянула воздух. Опустила голову, бесцельно скользнув взглядом по пустому столу. И где тут взяться силам, невозможно просто. Хотелось разрыдаться.

Даромила отвернулась, опершись о стол, тонкая морщина врезалась между бровей, она сжала губы. Больше всего боялась этих слов, этих причитаний, которые шатали и без того хлипкую уверенность, от которых разом рассыпалась она, как лопнувшие бусы, разбилась на части.

Божана медленно встала, расправила плечи, обошла стол, приблизилась бесшумно.

— Может, подумаешь ещё хорошенько? Сгоряча много можно пустого сотворить.

Даромила упрямо дёрнула подбородком, отворачиваясь от наставницы, а внутри поднимался колючий терновый клубок, оплетая грудь и горло, дышать стало трудно.

— Поздно… — выдохнула, чуть повернувшись, глядя с высоты на повитуху. — Уже поздно, я всё решила, так что молчи лучше, ни слово больше не говори.

— Я же тебе доли желаю.

Колебание внутри вынудило задуматься, Даромила долго смотрела на Божану, пока в сознание не стали просачиваться посторонние звуки: скрип открывающихся ворот, тревожное ржание лошадей, а потом поднялся и лай собак, зазвучали мужские оклики. Сердце мгновенно обмерло, Даромила повернулась, вытягивая шею, глянула на окно, а потом кинулась к нему, рванув волок.

По двору мелькали снопы факелов, суетливо бегали мужчины, кто-то кланялся, иные стягивали с голов шапки. Сердце подпрыгнуло, она и сама того не ожидала, а забилось оно в трепещущей радости. Даже не подозревала, как ждёт его, но тут же Даромилу ударило разочарование с примесью страха, словно копьём, и она совсем потеряла дыхание, а сердце занемело, леденея. В свете огней среди вплывших во двор ратников княгиня разглядела Ярополка. Его ожесточённое бледное лицо с ровно очерченными тёмными бровями и щетиной. Она закрыла глаза, и такая пропасть под ней разверзлась, что едва не рухнула без чувств. Божана подступила, вовремя её поддержала.

— Что там? — выглянула она, и руки женщины ослабли тут же. — Да как же… — только и сказала.

Во дворе поднялся такой шум, а внизу в горнице — топот, что Даромила содрогалась от каждого нового звука, и всю её пробрал дикий озноб, а на лбу проступил холодный пот, как и на ладонях. Её затрясло, а мысли заметались, как перепуганные кони в стойле. Божана обхватила лицо девушки, что-то требовательно говорила. Даромила по началу её не слышала, пока повитуха не схватила её за плечи, встряхнув хорошенько, и не потянула к двери.

— Уходить нужно. Немедленно, давай, детка, быстрее. Всё будет хорошо.

Божана выпустила её, сгребла вещи и вновь подтолкнула побледневшую девушку к двери. Даромила шагнула было, повинуясь, но тело стало совсем непослушным, она сжала кулаки, рванулась обратно в свет лучин.

— Нет. Теперь уже некуда бежать, — сказала, оправляясь. Ясно ей стало, что уйди они и немного раньше, всё равно бы настиг её князь.

Глаза Божаны наполнились лютым испугом и неверием.

— В лес уйдём, я заговоры знаю, запутаем тропы.

Даромила горько хмыкнула, черты лица её исказились, а взгляд замутился, и увидь её родная матушка, не узнала бы. Обида пронзила мечом острым — за что ей проклятие такое?

А внизу уже гудели голоса, среди них княгиня различила глубокий тон Ярополка, будто из страшного сна вселился в явь, очернял всё вокруг. Заныли на спине рубцы, напоминая о жестоком наказании. Божана так и замерла у двери, а за порогом послышались торопливые шаги и стук в дверь.

— Открой, — велела она женщине.

Повитуха засомневалась на миг, но всё же послушалась, отодвинула задвижку. В светлицу вошла высокая женщина в клетчатой понёве и таком же повое из-под, которого тяжёлыми гроздями свисали по вискам латунные колты — богатство замужней женщины. Гаяна, растерянная и бледная, оглядела одетую в кожух княгиню, а потом и повитуху. От мудрой женщины ничего не ускользнуло, и та прекрасно поняла, что к чему, и куда княгиня собралась в такое позднее время. Да и то, почему Даромила пришла с чужеземцами, и зачем приехал князь, не стало для неё тайной. По лицу Гаяны прошлась мелкая судорога — и рада была бы не выдавать, да деваться некуда, силой возьмут, кметей своих пустят обшаривать терем да все закоулки, отыщут, достанут, хоть из-под земли. А за сокрытие если не её накажут, то детей.

— Скажи, что сейчас выйду, — не стала Даромила принуждать женщину оправдываться.

Гаяна только благодарно кинула и незамедлительно удалилась.

В груди ещё острее забились горлицами боль и сожаление, прожигая кожу, а ноги будто отнялись.

— Достань шубу и украшения, — велела она остолбенелой Божане. — Живей, — подогнала повитуху.

Та безропотно прошла к мешкам, не в силах что-либо сделать, и Даромила её не винила.

Размотав платок и скинув кожух, Даромила оделась в шубу, подвязала волосы венцом, Божана помогла нацепить тяжёлые височные кольца и массивные обручья на руку. Лишь потому княгиня нарядилась, чтобы не показывать Ярополку своей уязвимости.

— Жди меня тут, — велела Божане.

Подняв подбородок и сжав кулаки, прошла к двери, шагнула за порог, оставив повитуху за ним. Конечно, она знала, что Божана не дождётся её. Скорее всего, Ярополк пожелает тут же, немедля, забрать её и не отпустит никуда, и что сделает с ней, тоже догадывалась, но гнала от себя страшные мысли, стараясь не думать о самом худшем, иначе при встрече с князем тут же предал бы её взгляд. Словно в густом киселе, спустилась по лестнице, слушая, как нарастают голоса мужчин, теперь более разборчивые, и учащается собственный грохот сердца. Даромила из-за мутного тумана в голове от неопределённости не могла понять, о чём они разговаривают. Вошла в широкий и сводчатый дверной проём. Смолкли все. Даромила узнала сразу Демира и Гарая. Пересилив себя, она глянула в другой конец стола, где и сидел Ярополк. Он смотрел на неё со своей неизменной ухмылкой, от которой нутро колотит. Потемневшие глаза князя казались бесцветными, царапали. Потребовалась много воли, чтобы выдержать его стальной, налитый лютой злостью взгляд, и хоть вида он не показывал, в каком бешеном гневе пребывал, а не ушло от внимания Даромилы, как сжался его кулак до хруста, побелел, вздулись синие вены, оплетя руку. Этот мужчина вытоптал всю душу, запятнав своей грубостью и жестокостью. С ним она познала только страх и боль. Но есть другой, тот, который согревал её лаской, обещал защиту. Тот, с кем хотелось дышать одним дыханием. Он был глотком её новой жизни. Его она отвергла.