Властелина Богатова - Обожжённая душа [СИ]

— Как и обещал за работу, вот ваш трофей! — выкрикнул Ярополк вышедшему вперёд главарю шайки наёмников.

Покинув своё место, широким стремительным шагом князь направился к жене. Даромила попятилась, но Ярополк удержал её, жёстко схватив за ворот полушубка, рванул, петли хрустнули, и он одним рывком с лёгкостью сдёрнул одёжу с плеч, швырнул в огонь, следом сорвал с головы венец, бросил его туда же. Глаза Ярополка в этот миг были словно колодцы, налились чёрной смолой, пугающие свей бездонной пропастью, дыхание его резко вырывалось из груди, и от вида его свирепого леденело всё внутри. Даромила не сомневалась, что обещание беспощадной расправы он своё исполнит. И как бы ни держалась, а губы предательски задрожали, горло сжимало саднящее дыхание да подступающее рыдание, и она обхватила себя руками, закрываясь. Её трясло, но вовсе не от мороза, а от того, что Ярополк смотрит на неё хладнокровно и так легко отдаёт её на погибель, намереваясь наблюдать за тем, как её будут брать другие. И это тот человек, с которым она прожила бок о бок целый год.

Нутро налилось свинцом, обездвиживая, Даромила чувствовал, как лижет жар костра спину, и как жадно, с блеском скользят по ней взгляды мужчин. Ярополк схватил её за плечи, тряхнул так, что голова взорвалась болью.

— Из-за тебя, тварь, погиб мой верный человек Фанвар.

Даромила вжала голову в плечи, уклоняя лицо — его голос полосовал, словно ножом.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь, я не виновата ни в чём, — залепетала она, страшась на него смотреть.

Ярополк онемел, пальцы его, что сдавливали плечи, прожигали через ткань кожу, впились, что крюки. Но вдруг его забила крупная дрожь, которую Даромила ощущала кожей, он сжал губы, выпустил плечи. От предоставленной свободы Даромила поёжилась, закружилась голова от подступающей дурноты и близости неизбежной беды. Ладони князя судорожно и требовательно погладили её спину, скользнули к шее, собрав ворот платья в кулаки, Ярополк рванул его, ткань с треском разошлась, оголяя плечи и грудь. Мороз сотнями осколков вонзились в спину вместе с множеством чужих вглядов, и тогда в груди Даромилы что-то надорвалось так податливо и резко, как это самое платье, что лоскутами теперь висело на ней. Глаза заполонили слёзы, Даромила попыталась закрыться руками, но Ярополк не позволил ей, сорвав последние остатки одежды, оставляя её совершенно голой.

— Она ваша! — выкрикнул в толпу. — И не против будет, если её кто-то согреет.

Даромила сквозь шум в голове и путающиеся в отчаянной панике мысли смотрела на Ярополка и не могла осмыслить ничего, душу крутило от боли и обиды. Князь пихнул её от себя, и тут же сзади её кто-то обхватил руками, и тогда земля будто опрокинулась. Даромила отчаянно забилась в стальных оковах. Ярополк смотрел на бессмысленную борьбу девушки неотрывно, каким-то холодным, пустым и безумным взглядом, что источала его почернелая душа. Он отошёл на пару шагов, наблюдая за тем, как шершавые грубые руки главаря наёмной своры трогают белое тело девушки везде, где только вздумается, царапая кожу. Даромила извивалась и пыталась хоть как-то увернуться от грубого пощипывания, не её неуклонно прижимали к твёрдому телу. Она в свете огня различила сквозь влажный туман, что застилал глаза, каменное лицо Ярополка, черты которого ожесточились.

Губы скользили по коже жадно и ненасытно, вырывая Даромилу из оков оцепенения, сиплое дыхание прокатывалось по шее противно.

— Холодная какая, — прохрипел он, обхватывая бёдра, прижимая к себе, стискивая грудь.

Даромила зажмурилась, снося жёсткие ласки. И когда главарь спустил с бёдер штаны, прижимая к ней горячий детородный орган, Даромила сорвалась на рыдание и не услышала, как на окраине лагеря поднялся шум, а следом над её головой чиркнула стрела. Тело его обмякло, наваливаясь на жертву, и Даромила, теряя равновесие, не выдержав его веса, упала в снег.

Что-то горячее потекло по плечу. Даромила, найдя в себе силы, спихнула неподъёмного наёмника, шея которого была насквозь пробита стрелой. Хлестала из раны бурая кровь. Отерев снегом плечо, княгиня подползла к свергнутому главарю, принялась расстегивать озябшими пальцами петли плаща, не думая о том, как мертвеет его лицо, а глаза стекленеют: как ни странно, но жить хотелось ей остро. И ничего не ощущала кроме потребности немедленно укрыться, защититься от холода, что железными когтями скрёб по спине и плечам, сжимал нутро. Стянуть с убийцы неподъёмную накидку сразу не получилось, пришлось повозиться, руки отнимались от холода, а пальцы и вовсе никак не могли справиться с завязками. Она слышала будто за глухой стенкой, как кругом поднялась суматоха, и все позабыли о княгине. Стянув, наконец, одежду, Даромила завернулась в неё — немного, но защитила та от жёсткого мороза. Только теперь женщина смогла оглядеться: кмети и оставшиеся без главаря наёмники теперь сгрудились возле Ярополка, держа плотное кольцо и оружие наготове, они что-то выкрикивали, но Даромила ничего не разбирала, едва ли до сознания проталкивалось понимание окружающего её безумия. Снова прорезали воздух стрелы, и трое мужчин, всхрапнув, упали замертво. Даромила, испуганно озираясь, страшась, что стрела и в неё угодит, поползла дальше от костра. Стоило ей удалиться, как следом грянул зычный рёв, и со стороны леса вдруг хлынули — откуда только взялись — разбойники. Ураганом ударились о вставших стеной кметей Ярополка. Зазвенело угрожающе железо, были слышны выкрики князя, голос которого звоном ударялся о слух, сотрясая всё внутри. Посыпались искры, кто-то угодил в кострище, заорал, катаясь в снегу, силясь потушить тлевшие волосы и мех одежды. Опомнившись, Даромила, вскочила на ноги и, больше не медля, опрометью бросилась в чащобу. Только тогда кто-то заметил пленницу, громко окликнул. Гонимая страхом, княгиня желала одного — как можно дальше уйти от побоища. Лучше ей не будет, коли попадёт в руки татей. И тогда уж точно случится ей худо.

Несколько раз она падала, запутавшись в длинных складках плаща, боль и страх заставляли подниматься и бежать вновь. Шум, что доносился сквозь колоннаду деревьев, начал стихать, и тогда перестала оборачиваться, утешаясь тем, что нет преследователей. Голова трещала, ходила кругом, дыхания в груди не хватало, рывком втягивала его. Вконец задохнувшись от беспрерывной, бешеной беготни, Даромила перешла на шаг, едва переставляя ноги, бороздя снег. Хорошо, что сапоги с неё не сняли, но на голое тело толку от плаща было мало, мороз пробивался снизу, сковывал и обездвиживал, тянул неумолимо тепло. Даромила старалась не обращать внимания на то, что перестала чувствовать задубевшие руки и пальцы ног, пока они вовсе не стали заплетаться, но теперь уже не от неудобной, не по размеру, одежды и снега… Отчаянно хотелось оказаться как можно быстрее в безопасности, в тепле. Очнувшись вконец, Даромила осмотрелась. От острога они уехали не так и далеко, только кругом был лес и никакого просвета. Заблудилась. Девушка с остервенением отринула дурные мысли, упрямо шагая вперёд, но лес как будто только густел, вгоняя её в какое-то дурманно-сонное состояние. Монотонность пути убаюкивала, и в какой то миг Даромила поймала себя на том, что не идёт быстро, а плетётся, едва переставляя ноги, покачиваясь, держась за шершавые сосны, а после совсем стала будто выпадать из яви, вздрагивая, пока не споткнулась, удержавшись о толстый ствол сосны, прильнув нему щекой. Усталость и сон навалились непосильной ношей, придавливали к земле, отяжеляли веки. Она тряхнула головой, сбрасывая наваждение, да только поняла, что холод всё больше вытесняет тёплое дыхание.