Вероника Мелан - Пообещай

– Вот это твое тело – оно же не твое? Получается, ты внутри другая? Какая?

Они добрались до смотровой площадки, на краю которой кто-то предусмотрительно установил перила, и сделали передышку.

Ее челка развевалась в стороны, как крылья бабочки.

– Я… такая, какая есть сейчас.

– А там?

И Дар коротко взглянул на небо.

– Не помню, – легко пожала плечами его спутница, – там я – просто я. И все можно поменять по своему усмотрению. Но, если ты о том, какой я была до того, как попала на Небо, то я не помню.

– Получается, сейчас я смотрю на кого-то другого? Не настоящую Эмию?

Только она умела улыбаться так, что серые глаза светились изнутри.

– Конечно, настоящую. Потому что настоящие мы такие, какие мы есть сейчас, понимаешь?

Он не был уверен.

– Но… ты вернешься наверх и снова станешь другой?

– Я не знаю, что будет в будущем. Какой я буду лет через двести? И каким будешь ты.

Дар неожиданно подумал, что через двести лет он будет гнилым и давно съеденным червями. Наверное, его глаза отразили мысли, потому что Эмия звонко расхохоталась.

– Нет, таким станет твое тело, но не ты. Ведь тело – это не ты.

– А что?

– Ну, это просто инструмент… Ты – весь ты – это гораздо больше.

Он не был уверен, что понимает, но ему нравилось. Нравилось то, что они никуда не торопились, что они самостоятельно наметили маршрут, который оба проходят впервые, что позади стояла громадная, сложенная кем-то и когда-то из булыжников стена. И пусть он не знал истории создания этого замка, это нисколько не мешало ощущению счастья, которым пропитался день. Верно говорят: не важно где, важно с кем.

– Вы все время думаете о будущем, и в этом ваша ошибка.

– Мы?

Дар хотел, было, пошутить, что манией величия еще не обзавелся, но не успел. Эмия пояснила:

– Вы, люди. Иди сюда, садись, я кое-что покажу…

Она уселась на спину теплого белого валуна, и он опустился рядом. Смотрел, как она достает из рюкзака воду, отвинчивает крышку, наливает в крышку воду.

– Зачем?

– Смотри. Вот вода в крышке. Это момент сейчас, назовем его номер один.

После она слила воду обратно в бутылку и с интересом взглянула на Дара:

– А сейчас вода снова в бутылке. Это ее будущее? Воды?

Он растерялся, и потому не ответил. Ответили за него:

– Нет, это снова момент «сейчас». Номер два. А теперь смотри снова…

И Эмия вновь наполнила крышку водой из бутылки – блестело на поверхности мини-пруда яркое солнце.

– А теперь это вода из будущего или из прошлого?

– Я… не знаю.

– Это просто «сейчас» номер три, понимаешь? Оно постоянно обновляется – «сейчас». И потому не нужно думать о будущем – вы все равно не можете его предсказать. Какой я буду через двести лет? Не знаю – просто собой. Обновленной. Как и ты.

Дарин долго смотрел на воду в крышке. На тонкое запястье, на котором гармонично смотрелся бы тонкий золотой браслет, на Эмию, в глазах которой никогда не мелькали тени. А после неожиданно признался:

– Ты, как солнечный свет, знаешь?

Вместо ответа на него навели объектив фотоаппарата, нажали на кнопку и расхохотались.

Оказывается, родители старого Эрла – того самого Эрла, который теперь содержал гостиницу и виноградники, – давным-давно переехали в Лаво из Державы. И Дара эта история вдохновляла. Старик даже знал несколько слов по-державному – это он посоветовал Эмии лезть в гору.

«Может быть, и я, – думал Дар отстраненно, – если все сложится… в Лаво».

Они взбирались выше и выше. Туда, где виднелись плашки стен и квадратные дыры-бойницы. Кто построил древний форт, когда? Но пусть история хранит чужие тайны, запахи и силуэты, они с Эмией – возможно, многомиллионный момент «сейчас» для крепости. Тот самый момент, который многократно за секунду обновляется…

Как все хрупко и скоротечно.

– Эмия, а зачем вообще поставили Жертвенные Ворота?

Звонко и с наслаждением стрекотали в траве кузнечики, и трава эта напоминала Дару собачью шерсть – такая же густая, вихрастая, короткая. И длинные стебли пушистых высоких «метелок» тут и там.

– Не знаю, – она на секунду остановилась на ступени. Обернулась. – Если бы я посидела там подольше, наверное, узнала бы. Но мне не сиделось.

«И хорошо», – думал он чуть раздраженно. Ловил себя на эгоизме, пытался с ним справиться, но тут же бросал тщетные попытки, потому что снаружи было куда светлее и красивее, чем у него в голове. Снаружи было прекрасно. И Дар впервые осознал, что жить – это не думать о жизни. Это видеть ее, трогать руками, вдыхать, двигаться, менять. Но не думать.

– Эрл сказал, что пересечь скалу поверху – самый короткий путь к морю.

– А мы собираемся к морю?

– Мы? Конечно, собираемся.

Она действительно являлась солнечным светом – нетускнеющим источником, воплощенной улыбкой. И, сидя в пройме развалившегося прохода, он поймал себя на мысли, что у Эмии очень нежная кожа – тонкая, белая, совершенно не загорелая. И шальные волоски, которые лезли ей то в глаза, то в рот. Дарину вдруг до странной тоски в груди захотелось ее обнять, притянуть к себе и забыть о том, как думать…

– У нас ведь нет купальников… – буркнул он, смутившись.

– И что?

– Как мы… купаться?

– Как? – она умела смеяться глазами – хитрыми и радостными. – Давай подумаем об этом в другом «сейчас»?

Солнце летнее, а вода весенняя – холодная, до визга, до пупырышек. Чтобы не замерзнуть, им приходилось двигаться – брызгаться, словно подросткам в летнем лагере, и еще прыгать с рук-трамплина.

Прыгала, в основном, Эмия. Фыркала, зажимала нос, кивала – мол, готова, – а после, подброшенная Даром, с визгом плюхалась обратно в воду.

– Давай наперегонки!.. А теперь назад… Греби, не отставай,… ты поддаешься!

На берегу ни души. Туристы в эти края не заглядывали; местные были заняты более серьезными делами, нежели праздное времяпровождение на маленьком пляже. Пришлые же с удовольствием разгоняли своим барахтаньем стайки серебристых пугливых рыбок.

Липли к бедрам Дара новехонькие, выбранные Эмией в местной лавке купальные трусы – синие, с оранжевыми морскими коньками.

Он хотел с дельфинами, но она сказала, что эти идут больше, и он кивнул.

Лениво волновалось крупными волнами могучее лазурное море, пыталось пенными накатами захватить сушу, но раз за разом сдавалось и отступало. Играло с песком, указывало людям: там суша, а здесь граница вод – моя территория.

– Все, замерзла! Идем греться?

И они, преодолевая отливающую от берега пену, двинулись к красному пляжному полотенцу и стоящей по обе стороны от него обуви.

(David Modica – Grace of the King)

– Представляешь, сколько еще всего, Дар? Ты сможешь взбираться на горы, прыгать с парашютом, путешествовать в самые дальние уголки планеты, исследовать, открывать, изучать…