Анастасия Туманова - Жёны Шанго

– Не нужно, – перебила её Эва. – Объясни лучше, куда ты пропала! Все тебя ищут! Шанго сходит с ума! Решил, что ты его бросила!

– И поделом ему! – разом потемнев, буркнула Ошун. – Когда-нибудь и впрямь брошу! Зачем, скажи, зачем нужен мужчина, если в серьёзный момент его нет под рукой?

Эва вздохнула.

– Почему ты такая мокрая? Откуда ты вернулась? Я могу помочь?

Вместо ответа Ошун стянула с шеи радужное ожерелье и протянула его Эве.

– Возьми. Больше оно мне не нужно. А сейчас – нам пора.

– Нам с тобой?

– О, нет. – Ошун грустно улыбнулась и, повернувшись, вполголоса позвала:

– Ошосси, окэ аро!

Она ещё не закончила приветствия – а Ошосси уже вошёл в кухню, щурясь от солнечного света и обеими руками яростно скребя волосы. На нём не было майки, сползшие на бёдра штаны были сплошь покрыты потрескавшейся грязевой коркой. Ссадина на скуле превратилась в чудовищный, багрово-сизый синяк. Такой же синяк, пересечённый рваной царапиной, красовался на челюсти. Левого глаза почти не было видно. В перепутанных дредах запросто могла квартировать стая мартышек.

– Шанго? – сразу же спросила Ошун, глядя на изуродованную физиономию Ошосси и слегка меняясь в лице, – Вот горилла… совсем без мозгов… Сладкий, мне очень жаль. Ты поэтому не отзывался столько времени?

– Ты меня звала, и я здесь, – сквозь зубы буркнул Ошосси. – Я тебе должен. Покончим с этим поскорей.

Ошун без улыбки кивнула и поднялась из-за стола.

– Куда вы уходите? – испугалась Эва. – Ошун! Может быть…

– Не может, – ответил вместо Ошун Ошосси. Подойдя к сестре, он притянул её к себе, виновато поцеловал в лоб. – Эвинья, прости, ради бога… Я знать не знал, что эти засранцы тоже к утру подтянутся! И даже не проснулся! Это, вообще-то, было опасно… Ты почему нас всех не выкинула к чёртовой матери?!

Эва растерянно пожала плечами:

– Я тоже не проснулась…

– Так бы вот и перестреляла! – мстительно заявила Ошун. – Жаль, времени нет!

Ошосси серьёзно кивнул. Взглянул на сестру.

– Наверное, скоро вернёмся.

– Что передать нашим? – машинально спросила Эва. – Куда вы?

Ошосси хмуро улыбнулся:

– Дела.

Ошун, резко отбросив за спину волосы, шагнула на крыльцо. Вскинула руки, вся затрепетав в обрушившемся на неё солнечном свете. Ошосси встал ей за спину. Обернулся на миг, и Эва успела поймать усталый, безрадостный взгляд брата. А через мгновение она уже одна сидела за столом. Перед ней, забрызганное росой, лежало перламутровое ожерелье. К одной из змеек прилип лепесток багрово-красной орхидеи, похожий на вырванный язык. Эва долго, задумчиво разглядывала его. И – подскочила от неожиданности, услышав громоподобный рык:

– ОШУН, ШЛЮХА!!!

Шанго стоял в дверном проёме, занимая его целиком. Бёдра его были обмотаны красным полотенцем. Солнечный свет бил ему в лицо, и, взглянув в глаза брата, Эва зажмурилась от ужаса.

Глупо было спрашивать, откуда брат узнал, что Ошун только что была здесь. Ни с чем нельзя было спутать этот свежий запах влажных цветов и речной воды, наполнявший кухню. И мокрое перламутровое ожерелье взлетело в воздух, когда кулак Шанго обрушился на столешницу.

– Где эта потаскуха? Где Ошосси?! Эвинья, отвечай мне!!!

Эва не смогла не только ответить, но даже вскрикнуть. Раздался звон, и на голову ей дождём посыпались осколки из разбитого оконного стекла. Свалившись с табуретки, Эва кубарем откатилась под стол. И вовремя: через мгновение на то место, где она сидела, рухнула посудная полка. Оторванная дверца буфета пронеслась через всю кухню и, выбив оконную раму, свалилась в палисадник. На пол с грохотом полетели кастрюли и сковородки. Тяжеленная чугунная плита времён военной диктатуры совершила балетный пируэт и застыла посреди кухни. Затрещав, обломился карниз с жалюзи. Закачался и застонал холодильник, украшенный огромной вмятиной от ударившего в него кулака. С треском заискрила сорванная проводка. Белёная стена затрещала и пошла паутиной трещин. Соскочила с петли входная дверь. Скорчившись в комок, Эва слушала грохот, звон стекла, рычание и бешеную ругань – и молилась только об одном: чтобы выдержал спаситель-стол.

По лестнице прошлёпали шаги. Сонный голос Эшу рявкнул:

– Твою мать, Шанго! Ну, всё!

Понимая, что сейчас произойдёт, Эва собрала остатки самообладания и героически полезла из-под стола. Но успела увидеть только злющую физиономию Эшу, стоящего в дверях кухни. А через мгновение его босая пятка вонзилась в челюсть Шанго.

Эва не видела такого даже на «Жогас мундийас [75] «Жогас мундийас» – ежегодный фестиваль капоэйры в Баие ». Каскад армад следовал один за другим. Эшу превратился в сумасшедшую юлу, носящуюся по кухне. Удар! Удар! Удар! Эшкива! Удар! Негачива! Удар! Ау – ладонями по битому стеклу! Мартэлу! Бенсау! Компасу! Шанго едва успевал уклоняться, с руганью отступая к порогу, но ни одной атаки ему не позволял сделать этот безумный вихрь. И, наконец, могучая кешада [76] Кешада – удар ногой по верхнему уровню, обычно в челюсть вынесла Шанго в дверь. Эшу вылетел следом и, разразившись феерической нецензурной тирадой, завершил карательную акцию сокрушительным ударом головой. Шанго рухнул на землю, как подрубленный баньян. Последняя уцелевшая чашка сорвалась с гвоздя над головой Эвы и, жалобно звенькнув, развалилась на пять частей.

Эшу не спеша вернулся в дом. Чертыхнувшись, посмотрел на устилавшие пол осколки и на свои босые ноги. Лизнул залитую кровью ладонь. Заглянув под стол, осторожно спросил:

– Детка, ты жива? Ну что за скотина, ей-богу… Я сейчас через спальню влезу!

Вскоре он вновь появился на лестнице в шлёпанцах и сердито объявил, что здорово порезал пятку, а у него в субботу должна быть жога на пляже, и вот куда теперь, спрашивается?.. Эва тем временем кое-как выбралась из-под стола и, прислонившись к стене, глотала слёзы. Её колотило, как в лихорадке.

– В чём дело? – Эшу одним прыжком оказался рядом и, взяв в ладони бледное лицо сестры, тревожно заглянул в её глаза. – Он что – съездил тебе?! Эвинья? Отвечай! Отвечай, я его убью! Ты упала? Порезалась? Тебе больно?

– Нет… Нет, нет… Мне не… Он не… Просто испугалась… – Зубы Эвы стучали барабанной дробью. Руки дрожали так, что она не могла удержать в них бутыль с водой. Отвинтить крышку и вовсе не удалось, и в конце концов Эшу всё взял в свои руки. Сев на стол, он обнял трясущуюся девушку, усадил её к себе на колени, крепко прижал её голову к своему плечу и поднёс бутыль:

– Давай. Понемногу. Глотать можешь, женщина? Давай я тебе лучше кашасы налью… Что – нет? Ну, как хочешь… И дыши, дыши, дыши! Когда я тебя курить научу, наконец? Возись тут с вашими истериками…

Эва жадно принялась глотать холодную воду. Это помогло: понемногу выровнялось дыхание, унялась дрожь, и Эва, обхватив Эшу за шею, со страшным изумлением заглянула ему в глаза.