Анастасия Туманова - Жёны Шанго

– Своих братьев я убиваю сам! А своих женщин – тем более! Эшу! Пошёл вон из кустов, паршивец, я всё вижу!

Какое-то время было тихо. Затем из кустарника в двух шагах выбрался Эшу с питангой во рту. Прожевав её и выплюнув кусок шкурки, он твёрдо сказал:

– Я знать ничего не знаю!

– Тебе известны все пути. Ты Эшу. – Шанго подошёл к нему вплотную, и тени братьев скрестились на пересохшей глинистой куче, спугнув игуан. – Найди мне мою Ошун. И, если есть настроение, пойдём со мной.

– Я тоже пойду, – тихо сказала Эва. Братья дружно обернулись к ней, и, прежде чем оба успели открыть рот, Эва напомнила, – Нана всё-таки моя мать. Я могу быть полезна и… Шанго, да поди надень, наконец, штаны!.. Я же твоя сестра, бессовестный!

Штат Пернамбуку, 1661 год

На джунгли обрушивались валы дождя. Река давно вышла из берегов, и жёлтая вода заливала поросшие тростником берега и лес вокруг. Киломбу осталась далеко позади. Четыре десятка вооружённых мужчин стояли почти по пояс в воде у края просеки. По их чёрным, встревоженным лицам стекали капли дождя.

– Мбасу, это невозможно, – осторожно сказал самый старший – старик лет шестидесяти с могучими плечами и чёрной до синевы кожей, которая на спине была одним сплошным бугристо-рваным рубцом. – Мне очень жаль. Но ты видишь, во что превратилась тропа. Даже если мы не сделаем ни одной остановки – всё равно прибудем на фазенду только через два дня. Если вовсе не утонем по пути. Ты же знаешь эту реку. Через два часа лес зальёт в человеческий рост. Сейчас по нему свободно двигаются только птицы да обезьяны по веткам! Мне очень жаль.

– Они убьют Алайя, – не поворачиваясь к старику, сказал Мбасу. Он стоял спиной к своим спутникам, и никто из них не видел его лица. – Они убьют её и всех остальных. Нам нужно идти. Любой ценой!

– Но вода уже по пояс даже здесь! – возразил старик.

– Тем лучше, – отрывисто отозвался Мбасу. – Белым будет не до нас. Они будут трястись за свои дома, свои шкуры и свой сахар. Возможно, наводнение даже на руку нам.

– Мбасу, опомнись! – сердито сказал старик. – Взгляни на небо! Тучи не уходят, они лишь сгущаются! Дождь будет лить всё сильней! Мы попросту захлебнёмся в лесу! Ты сам не понимаешь, что за…

– Я не могу оставить Алайя там, – хрипло перебил его Мбасу. – Они её убьют. Ты прав, Наго, вам всем лучше остаться. Я пойду один.

– Зачем? – спокойно спросил Наго. – Чтобы умереть?

Мбасу не ответил. Даже спина его, казалось, источала безнадёжность. Вокруг шелестел, сползая по листьям и лианам, дождь. И севший от отчаяния голос Мбасу сплёлся с этим шорохом, растворившись в сырой чаще.

– Оро ейе, Ошун, оро ейе, аго… Оке аро, Ошосси, оке аро, аго…

Старик за спиной Мбасу медленно поднял обе руки в ритуальном жесте. Следом за ним жест повторил один из воинов, за ним – другой, третий… Вскоре четыре десятка голосов, сливаясь с шумом дождя, нестройно взывали к ориша.

И те пришли на зов своих детей. Первым среди деревьев мелькнуло жёлтое одеяние, и Ошун – лёгкая, смеющаяся, – затанцевала на поверхности воды среди мокрых ветвей, поднимая тонкие руки, звеня браслетами и отбрасывая за спину унизанные золотыми терере волосы. Огромные чёрные глаза ласково смотрели на воинов, которые, забыв обо всём на свете, улыбались ей в ответ. Мбасу подошёл к ориша, и Ошун со смехом протянула ему мокрую от дождя руку. Мбасу прижался к ней лбом. А когда поднял голову, то увидел Ошосси.

Охотник стоял в двух шагах от Ошун – высокий, чёрный, в своём коричнево-зелёном одеянии. Зелёные, чуть раскосые глаза ориша смотрели внимательно и хмуро. По его широким плечам, по груди, покрытой татуировкой, бежали струи воды. Из-за спины поднимался лук, в волосах пучками торчали стрелы. Увидев его, Мбасу глубоко вздохнул. И рассмеялся, почувствовав такое невыносимое облегчение, что от него, казалось, вот-вот разорвётся грудь.

– Оке аро, Ошосси!

Ошосси сдержанно наклонил в ответ голову. Коротким жестом пригласил мужчин следовать за ним, повернулся – и исчез во влажных зарослях.

Мбасу первым устремился вслед за ориша. За ним шагнул Наго. Следом, вытянувшись цепочкой, поспешили остальные. Никто из них не знал пути, по которому вёл их Ошосси, и очень скоро Мбасу перестал узнавать джунгли вокруг. Вода, несмотря на ливень, каким-то чудом понижалась: вот она уже по колено… по щиколотку… просто хлюпает под ногами… Воины молча, радостно переглядывались. Они шли через исходящие дождём джунгли, которые, казалось, расступались перед ними. Шли по насыщенной водой, как губка, земле, которая осушалась под ногами будто сама собой. Не было нужды пользоваться мачете, срубая ветви и лианы. Это были тайные тропы охотника Ошосси, по которым их вёл сам ориша леса, и сердце Мбасу стонало от свирепого счастья. А рядом звенел и звенел радостный, беззаботный смех Ошун. И слушая его, Мбасу знал: всё будет так, как решили они с Алайя. Сегодня они будут вместе. И в душе его яростно, нарастая, пульсируя, как горячая кровь в венах, гремели барабаны макумбы.

Баия, наши дни

Огун вошёл в головной офис фирмы «Луар» в душный предзакатный час, когда улицы города казались вымершими. Он шагнул мимо охранника, уважительно козырнувшего при виде формы ВОРЕ, поднялся по лестнице и открыл белую дверь кабинета генерального директора.

Навстречу ему поднялась секретарша.

– Добрый вечер, сеньор, чем я могу вам…

– Мне нужно видеть дону Нана Каррейра.

– У вас назначена встреча? Как о вас доложить?

– Я доложу о себе сам, детка, – пообещал Огун и, не обращая внимания на бурные протесты девушки, открыл внутреннюю дверь.

Испуганная секретарша вбежала вслед за ним.

– Дона Нана, мне вызвать охрану?

– Нет, Мария, не нужно. Полковник де Айока – мой давний и добрый знакомый. – Дона Нана холодно улыбнулась, привставая из-за огромного стола. – Принесите нам кофе, пожалуйста. И – меня ни для кого нет.

Секретарша скрылась за дверью. Огун неподвижно, как монумент, стоял посередине комнаты.

– Садись, мальчик, – спокойно пригласила Нана. – Я знала, что ты придёшь. Хоть у кого-то в вашей банде должны быть мозги.

Огун сел. Положил на стеклянную столешницу огромные кулаки.

– Что происходит, Нана Буруку?

– Твои братья лезут в мои дела, только и всего, – пожала она плечами. – Хотя я всю жизнь стараюсь держаться от вас как можно дальше. Мне не нужны проблемы. А вы, когда Жанаина покидает город, начинаете вести себя, как глупые дети.

– Куда пропала Ошун?

– Ошун? О, эта девочка решила, что ей позволено играть на моём поле! Ты не можешь меня упрекать: Ошун во всём виновата сама. Там, где нужно было отступить и смириться, она кинулась в бой! Не понимая, что делает только хуже для всех! Я пыталась договориться с ней – без толку! Я хотела её переубедить – она ничего не стала слушать! Ты вообразить не можешь, каких бед натворила эта безголовая девчонка! И продолжает творить! А сейчас вместе с ней ещё и Ошосси!