Саша Ино - Огонь Черных лилий

Все они были прославленными людьми революции, возглавившие пять основных армий атаки лепестков черных лилий.

Черные лилии… Романтика убийц.

Идеология заключалась в том, что прежний мир был назван затхлым прудом, на котором из глубин черного небытия, с просторов многоярусных «городов-помоин» поднялись дети нового времени, черные цветы смерти — лилии. Когда пришло время, цветы рассыпалисьна миллионы лепестков, и, ведомые порывистым ветром перемен, начали свое наступление.

Ясмин Иоганте был самым заметным из них, бескомпромиссный и верный революции. Именно его армия первой вторглась в столицу, разрушая опоры старого мира. Что странно, в распределении власти и ресурсов он не участвовал, а довольствовался тем, что ему отписали в счет прежних заслуг и уважения перед подвигами. Хотя, состоять в правящем совете и быть главнокомандующим армией совсем уж неплохо. Но из-за пассивности Ясмина в вопросах власти и денег, его верные люди получили гораздо меньше, чем могли. Однако, никто не мог сказать, что Ясмин как-либо переживал сей факт, наоборот, людская молва решила, что у него друзей быть просто не может.

Гвардеец задумался.

Действительно, главнокомандующий предпочитал одиночество, не любил шумных банкетов и празднеств, со всеми держался холодно и безразлично, казалось, ничего не могло сорвать с его губ улыбку. Люди для него были лишь мусором, средством достижения цели…

Хотя были и исключения. Этот мальчишка Винсент Тиаро, по прозвищу «Феникс», и плутоватый полукровка мулат Эдо Гарак, по кличке «Карнавал». Эти двое находили с главнокомндующим общий язык. Их трио было непобедимо в бою, про них даже сложили легенды. Холод огнемета Иоганте, жар свинцовых пуль пистолетов Тиаро, ветреный поток кинжалов и мачете Гарака. Разве подобное сочетание не могло не захватить умы? Разве им возможно было не подражать?!

Гвардеец поморщился. Он завидовал, но признаться в чувствах был не готов, даже самому себе, тем более самому себе.

Парня бесил его командир за холод и безразличие, он его не замечал, а значит, повышения можно и не ждать. Зато Ясмин замечал своих товарищей, особенно Феникса. Говорят, он на своем горбу вынес его раненным из боя, хотя днем ранее издал указ о том, чтобы изувеченных бойцов бросали на поле боя. Подобные меры позволили снизить процент санитарных расходов и избавили от проблем перевозки больных, рационально и безжалостно. Но все же ледяной Ясмин сделал исключение для своего друга. Слухи объясняли все благодарностью, Феникс как-то спас главнокомандующего от неминуемой смерти. Возможно, так оно и было… Удачливый мальчишка… Гвардеец снова разразился ругательствами. Конечно же, и Феникс, и Карнавал были его старше, но если мулат хоть выглядел солидно, то первый был заядлым раздолбаем, не чтившим законов Республики Черных Лилий.

Гвардеец тяжело вздохнул, жалея, что был слишком молод и не получил шанса поучаствовать в революции и спасти кого-нибудь из нынешних шишек.

Ясмин Иоганте сидел за своим столом, подпирая голову руками. Он был спокоен, но негативная энергия из-за закрытой двери заметно колебала его ауру. Он устал, устал быть настолько спокойным, что мог почувствовать о чем думают остальные люди. Превосходство давало власть, но в то же время лишало друзей.

Вот и сейчас, его слуга, гвардеец нещадно ругал своего командира. «Наверное, он меня ненавидит», — пронеслось в голове у главнокомандующего, и он скомкал бумажный приказ.

— С повышением придется повременить, — шепнул он, уже давно решив, что охранник, находясь на рабочем месте, постоянно ругает власть или думает о сексе с женой, а значит, не достоин петиции на повышение. Хотя и сам Ясмин частенько ловил себя на мысли, что о работе он тоже не думает.

Главнокомандующий устало обвел глазами стол, и остановился на фотографии.

Всего на его столе стояло два посторонних от рабочего обихода предмета. Фото и рисунок, изображающий маленькую девочку.

Однако фото занимало Ясмина больше.

На выцветшей фотобумаге было изображение двух его друзей. Темнокожий и коротко стриженный Эдо в зеленом жилете на голое тело с автоматом на плече, и Винсент в черной водолазке, с пулеметной лентой, надетой крест на крест, и синем холщевом берете, венчающем голову.

Фотография была сделана на заре революции.

Как давно это было?!

Ясмин вздохнул.

Лукавый Эдо специально позировал с автоматом, который вроде принадлежал усатому полковнику из минерного батальона. Эдо всегда любил красоваться на публике, то чужой орден оденет, то огнемет Ясмина утащит. Но в бою мулат пользовался всеми дарами предков, он был ловок, быстр и, что немаловажно, бесстрашен. Его любимчиком стало мачете, и в умении управлять холодным оружием у него не находилось конкурентов.

Винсент…

Он всегда выглядел младше своих лет, а ведь они были ровесники, ну почти, он был всего на два года младше Ясмина. Странный мальчик с вечно бледной кожей, не поддающейся испепеляющему солнцу, и шелком черных волос, которые не портила даже ядовитая вода «городов-помоин». Он всегда был скорбно печален, что отражалось в блеске его бездонных синих глаз. Эта печаль покоряла и завораживала. Когда они с Ясмином впервые встретились, он сначала решил, что в глазах Винсента заключена вся боль старого несправедливого мира. Но шло время, а его глаза не менялись, наоборот печаль становилась глубже и страшнее, переходя в обреченность.

«О чем ты грустишь, призванный возродиться?» — много раз спрашивал Ясмин.

Но его друг лишь пожимал плечами.

Взгляд этих глаз менялся только в исключительных моментах. В пылу сражений и когда он иронизировал по поводу превратностей жизни, тогда и только тогда взгляд Винсента становился лукавым и озорным. Перекидывая кольт из одной руки в другую, выпуская во врагов обоймы патронов, он смеялся как ребенок, радуясь сокрушению старых цепей.

И, правда, как давно это было.

Ясмин перевел взгляд на маленький портрет девочки, стоявший в золотой рамке, выбиваясь из общего серебра кабинета.

— Бранжень, — шепнул главнокомандующий, — Ты одна имеешь право меня ненавидеть.

Белокурая девочка на портрете ответила укором серых акварельных глаз. Это была дочь Ясмина, малышка никогда не знала отцовской любви. А мир ничего не знал о малышке. Когда она родилась, Ясмин ушел, навсегда ушел, оставив опротивевшую супругу и еще грудную дочь. В те далекие времена, когда они впервые встретились с ее матерью, он был слишком юн, чтобы понять, страсть — не любовь. Его избранница происходила из более высокого сословия, но опьяненная вкусом любви, она пошла за избранником, спускаясь на самое дно, чтобы быть брошенной, как только ее чадо издало первые звуки, наполненных жизнью легких. Ясмин знал, он бесконечно виноват. Он уводил жену к границам любви, а привел в клоповник, и все, что досталось его невинной дочери в наследство — серая грязь мокрых улиц. Ясмин ничего не мог предложить взамен. Они даже не общались, да и не о чем было говорить.