Натали Андерсон - В объятиях нежного искусителя

Леденящее чувство вины зарождалось в его сердце: у них только что был незащищенный секс, такой ошибки он никогда в жизни не совершал. Но он сходил с ума от одной только мысли, что она скоро от него уедет, что она может стать близка с другим мужчиной.

— Этого не должно было произойти, — бесцветным голосом проговорил он. — Я приношу свои извинения. — Кэсси растерянно моргнула, одергивая подол своего платья. — Я не использовал защиту. Я немедленно пошлю за своим врачом, чтобы он дал тебе средство экстренной контрацепции. Тебе не о чем беспокоиться.

Он не мог больше смотреть на нее. Георгос развернулся и пошел прочь, чтобы не броситься на колени у ее ног и молить о прощении.

Кэсси смотрела вслед уходящему Георгосу и с трудом верила в происходящее. Он только что говорил ей, что между ними не просто секс, а теперь своими действиями показывает обратное. Что ж, она избавит его от мук совести, несмотря на то что он только что причинил ей огромную боль.

— Я не забеременею, — сказала она ему в спину. — Я принимаю противозачаточные.

— Почему ты мне раньше не сказала? — тяжелым взглядом уставился на нее Георгос.

— А ты мне дал хоть слово сказать? — ядовито осведомилась она. — Ты был слишком занят тем, что планировал, как доктор спасет тебя от скандала.

— Почему ты принимаешь таблетки, если не занимаешься сексом? — нахмурился он.

— Ты мне не доверяешь?

— Ты не из тех людей, кто без причины пичкает себя лишними таблетками.

— А кто сказал, что у меня на это нет причин? У меня проблемы с циклом, и таблетки помогают его наладить.

— Но ты жила здесь в последние несколько дней. Мои люди упаковали твои таблетки?

— Когда рылись в моих вещах? Нет! Я всегда ношу их с собой. — Кэсси взяла свою сумку и вывалила ее содержимое на стол. — Вот тебе доказательство.

Георгос взял из ее рук блистер и убедился в том, что в упаковке не хватает приличного количества таблеток.

— Думаешь, я бы воспользовалась ситуацией? — тихо спросила она. Георгос колебался. — Я — не она. Я никогда тебя не обманывала.

— Я просто…

— Нет, Георгос. Я никогда не лгала тебе, а ты все еще мне не доверяешь.

— Я рассказал тебе все о своем прошлом — это ли не доверие?

— Нет, и ты только что это доказал.

Кэсси не могла больше оставаться с ним в одной комнате. Ей было гораздо больнее, чем она могла предположить. Внезапно она поняла, что дальше будет только хуже, потому что только сейчас Кэсси осознала, насколько сильно любит Георгоса.

— Я тебе доверяю, — сухо проговорил он. — Но я должен был остановиться и использовать защиту. Мой гнев был неуместен, я был зол на самого себя.

— Я тоже могла остановиться, но не захотела. Моей вины ровно столько же, сколько и твоей.

— Значит, тебе это понравилось? — вкрадчиво спросил он.

— Да…

И снова между ними сгустился воздух, но теперь Кэсси точно знала, что за этой страстью ничего не было.

— Остановись, Георгос.

— Почему?

— Потому что мне пора вернуться к работе. Как и тебе.

— Мы увидимся в столице?

— Нет, — чуть помедлив, ответила она.

— Я пришлю за тобой машину. Никто ничего не узнает.

— А через пару часов я снова уеду?

— Да.

— Мне пора, — с трудом проговорила она.

— Кэсси…

— Все кончено. У нас было несколько дней, но они подошли к концу.

— Еще немного… — попросил он, взяв ее за руку.

— Еще немного? — то ли рассмеялась, то ли всхлипнула Кэсси. — А что потом? Чего ты ждешь от меня? Что я стану твоей любовницей? Женой? Рабыней? Что я буду сидеть у окна и вечно ждать тебя?

— Ты — не твоя мать, Кэсси.

— Вот именно. Я — не она, и я никогда не потрачу свою жизнь на ожидание мужчины, который не может быть моим.

— Я не даю тебе ложных надежд…

— Значит, я должна поставить собственную жизнь на паузу, чтобы тайно с тобой встречаться?

— Это для твоей же безопасности!

— Нет, Георгос, для твоей! А что будет, если я встречу другого мужчину? — спросила Кэсси и увидела, как мгновенно ощетинился Георгос. — Что делать мне, когда ты наконец решишь выполнить свой долг перед страной и жениться на какой-нибудь принцессе? Что будет со мной?

— Ты точно так же, как и я, не хочешь, чтобы это заканчивалось. — У него почти не осталось аргументов.

Кэсси устало прикрыла глаза.

— Я отказываюсь быть такой, как моя мать. Мы хотим не одного и того же, мы чувствуем по-разному.

— И что же ты чувствуешь? Проснувшееся в тебе желание, которым ты жаждешь поделиться? Никто не сможет дать тебе то, что могу я.

— Но для меня этого слишком мало…

— Значит, ты снова хочешь вернуться к тому, что было? Хочешь перестать чувствовать? — Он заглянул в ее глаза и увидел, что ему хватит одного жеста, одного слова, чтобы она снова оказалась в его объятиях. Именно поэтому он отступил. — Я лишь хочу защитить тебя.

— Нет, ты защищаешь себя, Георгос, — горько улыбнулась она. — Ты можешь все изменить. Ты можешь повернуть ход истории, и люди пойдут за тобой. Но ты слишком занят тем, что постоянно наказываешь себя за то, что давно осталось в прошлом. Я нужна тебе не настолько сильно, чтобы ты смог перестать цепляться за традиции, ты не станешь бороться за меня. Ты даже не попытаешься поддержать меня, чтобы помочь пройти через все это. Ты не доверяешь мне, и ты не любишь меня, Георгос.

Я знаю, ты мне никогда ничего не обещал, но если ты не изменишься, то никогда и никого не сможешь любить.

— А ты разве делаешь по-другому? Ты не давала себе ни единого шанса встретить любовь.

— Это так, но теперь я знаю, что могу измениться. А если я буду с тобой, у меня никогда не будет возможности кого-то полюбить, человека, который мне подходит. Потому что этим человеком не можешь быть ты.

Кэсси сделала глубокий вдох, чтобы немного унять боль.

— И это не вызов твоему непомерному эго, это правда. Ты прав, для меня это не просто секс. Я могла бы любить тебя, но ты не позволяешь себя любить ни мне, ни своей сестре — никому. Ты думаешь, что можешь все держать под контролем, но ты в упор не видишь того, что имеет истинную ценность. Ты используешь свою вину, чтобы трусливо прятаться за ней от настоящих отношений. Ты так много можешь дать, но ты слишком одержим своим контролем и трусостью. Вся правда в том, что ты не хочешь никого любить, и прежде всего — самого себя.

Кэсси замолчала, поняв, что зашла слишком далеко. Георгос был смертельно бледен, но в глазах его горел яростный огонь. Он постепенно успокаивался, и Кэсси с ужасом поняла, что он вовсе не собирается с ней спорить.

— Я ухожу, — проговорила она со всем достоинством, которое смогла по крупицам собрать.

Он ничего не ответил и не пошел за ней.

Кэсси приняла душ и переоделась в джинсы и футболку, собрала свои вещи и все хорошенько обдумала. Она прошла в кабинет Георгоса и нашла его сидящим за рабочим столом.