Сара Кравен - Пламя дьявола

Но дверь ее спальни оставалась закрытой и не только в ту ночь, но и в каждую из последующих. Он вообще не подходил к ней близко. Днем, в тех редких случаях, когда она его вообще видела, он был с ней холодно предупредителен. Она догадывалась, что так он относится ко всем гостям. Она сама имела возможность наблюдать, как он окружал той же самой предупредительностью бесчисленных милых кузин и суровую тетушку из Магдалены.

Но большую часть времени он отсутствовал. Сеньора объяснила, что Витас очень занят делами.

— Он работает вдвое больше обычного, чтобы после свадьбы иметь возможность посвятить все время своей очаровательной невесте.

Очаровательная невеста с усилием улыбнулась в ответ и мрачно подумала: собирается ли он вообще обращать на нее внимание в будущем.

И все же она не могла отрицать, что он очень внимателен и заботлив. Витас устроил так, что его друг — дипломат, живущий в Лондоне, — навестил сэра Жиля и, лично во всем убедившись, сообщил им, что ее дед, хотя и беспокоится о внуках, выздоравливает и довольно быстро. Ее багаж был доставлен из Асунсьона, и гардероб ее значительно пополнился во время двух продолжительных экскурсий по магазинам Боготы, устроенных сеньорой.

Казалось, дни ее были заполнены и в то же время они оставались совершенно пусты. И поняв, что уже меньше, чем через неделю она встанет у алтаря семейной церкви и обвенчается с человеком, который становится для нее все более и более незнакомым, она едва сдержала панический крик.

Ей не к кому было обратиться за помощью, даже к Марку она не могла прийти и просто поговорить с ним. Брат очень быстро оправился и научился передвигаться с помощью костыля. Он подружился с одним из кузенов Витаса, молодым человеком его же возраста, но вдвое самоувереннее его, по имени Хайме, разделявшим страсть Марка к автомобилям и гонкам с предельной скоростью. Теперь Марк носился с ним по окрестностям Вивавиченцио по грунтовым дорогам или сам ездил в город. Вдвоем они объехали все обширное поместье.

Рэчел однажды отправилась с ними, но ей не доставила удовольствие эта поездка, потому что манера вождения Хайме ее вовсе не устраивала. Но она подумала, что ей могли бы полюбиться бесконечные, покрытые колышущейся травой, пастбища, тянущиеся на многие мили, если бы их показывал ей ее любимый. Но Витас не предлагал ей показать ранчо, а она была твердо настроена не просить его об этом. Из разговоров с Хайме и другими она узнала, что он не только занимается разведением крупного рогатого скота, но имеет широкие интересы в промышленности, о чем он ей никогда не говорил. С болью Рэчел думала, что, чем больше она узнает о нем, тем менее знакомым он ей кажется. И, однако, очень скоро она будет принадлежать ему в самом интимном и глубоком смысле.

“Так не должно больше продолжаться”, — говорила она себе. Она не может быть его женой и оставаться совершенно исключенной из всего, что имеет для него значение. Не может же он требовать, чтобы она превратилась в послушную колумбийскую жену без единой мысли в голове, кроме как о последней моде и о том, как удержать мужа от измен…

Это мучило ее более всего. Каждый раз при воспоминании о фотографии, которую она видела у Марии, боль, как нож, впивалось ей в сердце. Рэчел казалось, что она смотрела на себя, изголодавшуюся, молящую о тепле и любви, которые никогда уже не будут ей принадлежать.

Ей хотелось остаться с ним вдвоем, хотелось пойти к нему и рассказать о своих сомнениях, своей неуверенности, почувствовать, как его руки обнимут ее.

Он все еще хочет ее, — мрачно думала Рэчел. — Или, во всяком случае, он так ей сказал в Диабло. А может и этого уже нет. Так или иначе, но ей необходимо выяснить все прежде, чем они совершат непоправимое и не разрушат обе свои жизни.

Она выбрала утро, когда была уверена, что он — в своем кабинете, в задней части дома. Дверь кабинета была приоткрыта, и она с замиранием сердца увидела, что он там один и укладывает какие-то бумаги в дипломат. Лицо его было замкнутым и довольно грустным, когда он склонился над массивным резным столом.

В первый момент он не заметил Рэчел, и ей пришлось тихонько кашлянуть, чтобы привлечь его внимание. Голова Витаса моментально поднялась, и девушка увидела, как удивленно изогнулись его брови.

— Неожиданная честь, querida, — протянул он. — Ты чего-нибудь хочешь?

Рэчел очень хотелось ответить: “Да, тебя”. — Но слишком уж чужим он теперь казался ей для такого ответа. Она медленно пошла вперед, не сводя глаз с его лица. Несмотря на холодно-вежливую манеру поведения и строгие костюмы, которые он носил в последнее время, черная повязка на глазу придавала ему явно отчаянный вид.

— Я хотела поговорить, — сказала Рэчел. — Мне кажется, я так мало тебя вижу в последние дни.

Он взглянул на часы.

— К несчастью, мне необходимо сейчас уходить. У меня назначена деловая встреча. Но я польщен… и удивлен, что ты ищешь встречи со мной. Не так давно ты сказала, что не желаешь меня больше видеть.

Она неловко повела плечами.

— Ну, это было тогда. Но ведь мы собираемся пожениться, не так ли? — Она попыталась улыбнуться. — Вряд ли я буду в состоянии избегать тебя, и нам придется встречаться хотя бы иногда, когда ты будешь моим мужем.

Он насмешливо посмотрел на нее. — Как это верно. Так значит, ты пришла сюда из-за этого, правда, Ракиль? Выяснить точно, какие требования я намерен предъявлять, когда стану твоим мужем?

— Нет, — возразила она. — Вовсе не то. Я просто хочу поговорить… чтобы узнать тебя, — добавила она тихо.

Он застегнул замок дипломата.

— И снова ты мне льстишь. И все же есть некоторые люди, которые могли бы сказать, что мы уже… знакомы гораздо ближе, чем имеют право быть знакомыми неженатые пары.

— Это не то, что я имела в виду, и ты это хорошо знаешь. — Она увидела, как он поднял дипломат и снова быстро посмотрел на часы. — Не позволяй мне задерживать тебя.

— Мы поговорим сегодня вечером, если ты этого хочешь, — сказал он. — Возможно, нам на самом деле пора поговорить. Но сейчас ты должна простить меня.

Он пошел к двери, но когда поравнялся с ней, почти незаметно замедлил шаги, и она почувствовала его задумчивый взгляд, скользнувший по ее лицу, остановившийся на губах. Рэчел почувствовала, как ее качнуло к нему, точно он ее гипнотизировал, — все ее тело потянулось ему навстречу. Ей так захотелось ощутить его губы на своих, его руки на своем теле.

Но это мгновение прошло. Витас дошел до двери, коротко без улыбки поклонился и ушел.

Рэчел, как завороженная, застыла посреди комнаты. Она чувствовала себя брошенной, отвергнутой, одинокой. Она резко повернулась и руками ухватилась за край стола, почти конвульсивно сжимая пальцы, приветствуя боль. По крайней мере, эта боль помогала ей почувствовать, что она еще жива, и что какие-то ощущения ей еще доступны. Ей хотелось броситься на пол и разрыдаться, но она хорошо знала, что надо уйти. Два секретаря, работавшие у Витаса, вероятно, пошли пить кофе, но могли вернуться в любой момент. А у нее не было ни малейшего желания, чтобы ее застали стоящей в одиночестве посреди его кабинета и выглядящей так, будто она может в любой момент потерять сознание. Речел решительно двинулась к двери, когда один из стоящих на столе телефонов вдруг зазвонил. Она не была уверена, внутренний ли это телефон или внешний. Если звонят откуда-то, у нее вряд ли хватит знания испанского языка, чтобы объяснить, что Витаса нет на месте, так же как и ни одного из его секретарей. Но, с другой стороны, это, может быть, важный звонок.