Джеки Эшенден - Один шанс на соблазнение

Данте не знал, что ответить. Он неотрывно смотрел на брата и чувствовал, как стена отрицания внутри его идет крупными трещинами.

– Энцо, она умерла, – услышал он собственный голос. – А я не смог спасти ее. Я ушел и позволил ей умереть.

Энцо не спросил, кого он имеет в виду.

– Мама предпочла свой собственный путь, и ты отлично это знаешь. Но допускаешь, чтобы ее выбор влиял на тебя. – Он помолчал. – Ты поступаешь точно так же, как поступала она: топишь свою боль в алкоголе и отталкиваешь тех, кто любит тебя. Ты знаешь, что это именно так.

Данте смотрел на брата, медленно осознавая услышанное. Его словно окатили холодной водой. Ведь Энцо прав! Он поступает точно так же, как его мать! Заливает алкоголем боль, отказывается от помощи. Отталкивает тех, кто его любит. Делает им больно, обвиняет их во всем… Он же обвинил Стеллу! А в чем состояло ее преступление? Только в том, что она любит его и хочет, чтобы он тоже любил ее. Господи, неужели он так же будет поступать и со своим ребенком?

Ему стало стыдно.

– Я причинил ей боль, – хрипло произнес он. – Я заявил ей, чтобы она не тратила на меня чувства, а потом… обвинил в том, что она хочет большего. В том, что она рушит все, чего мы достигли. – Он тяжело вздохнул. – Но ее вины здесь нет. Во всем виноват я.

Взгляд брата смягчился.

– И что ты собираешься с этим делать?

– А что я могу сделать? Я сам ушел от нее. Притворился, будто мне на все плевать, и ушел.

– Кое‑что ты можешь сделать, – возразил Энцо. – Признать, что тебе не наплевать, а потом каждую минуту своей жизни доказывать ей, как она тебе дорога.

Данте задумался над словами единственного человека, которым он когда‑либо дорожил.

– Как у тебя это было с Матильдой? – спросил он. – Как ты… отодвинул все в сторону и принял решение?

Энцо пожал плечами:

– Все было просто. Я наконец‑то понял, что люблю ее. Что ее страдания для меня важнее, чем мои.

– Просто, – скептически повторил Данте.

Энцо покачал головой.

– Весь вопрос в признании очевидного, а ты, как страус, прячешь голову в песок.

Это была избитая шутка, но Энцо никогда не отличался хорошим чувством юмора.

Как Данте – умением признавать очевидное.

«Я всегда мечтала, чтобы появился человек, который обнял бы меня, прижал бы к себе и сказал, что любит меня». Ведь ему так просто было дать ей все это. А он запер свое сердце. Для кого он его хранит? На свете нет никого, кому бы он согласился отдать его, кроме нее. Он боится, что она возьмет его и разорвет на куски? И что с того? Да, будет больно, но он давно привык к боли.

– Знаешь, – сказал он, – мне вдруг срочно понадобилось в Рим.

– Сейчас почти полночь, – удивился Энцо.

Данте вскочил.

– Плевать. Мне надо ехать.

Энцо хмыкнул:

– Значит, я не зря подготовил вертолет, а?

Стелла спала, и ей снился сон, приятный и одновременно очень болезненный. Сильные руки обнимали ее и согревали, а низкий красивый голос нашептывал ей что‑то ласковое, только слов разобрать она не могла.

Такие сны снились ей часто и всегда заканчивались одинаково: она просыпалась в одиночестве. Вот и сейчас, в полудреме лежа в кровати, которую раньше она делила с Данте, она ощущала на своем теле его теплые руки, а за спиной – до боли знакомое тело, горячее и сильное, пахнущее сандаловым деревом. Мочку щекотали мягкие губы, и любимый голос что‑то шептал ей на ухо.

Разочарованная тем, что это всего лишь сон, она застонала. К ее удивлению, голос зазвучал громче.

– Стелла Монтефиори, – произнес он, – я должен тебе кое‑что сказать. – Руки крепче обняли ее.

Стелла задрожала. Неужели она не спит? Или это все еще сон? Если это сон, то у нее нет желания просыпаться.

Однако голос продолжал говорить:

– Прости меня, котенок. Я виноват перед тобой за то, что бросил тебя. За все гадости, что наговорил тебе. Мне нет оправдания. Я испугался. Я не хотел ничего чувствовать. Но на самом деле я чувствую. Ты дорога мне. Я люблю тебя.

Стелла опасалась, что если она ответит, то сон закончится.

– Ты говорила, что знаешь, что я за человек, – продолжал он. – Но я‑то этого не знал. Я всегда считал себя тем подлецом, который бросил свою мать только из‑за того, что она отказывалась дать ему хотя бы частичку своей любви. А потом она умерла. И я все думал: если бы я не ушел, если бы я так сильно не жаждал ее любви, возможно, я мог бы спасти ее.

Стелла больше не могла молчать.

С бешено бьющимся сердцем она повернулась.

И обнаружила, что все это не сон.

Данте лежал на кровати, и его глаза блестели в полумраке комнаты. Он был в брюках и рубашке и выглядел уставшим. Однако для Стеллы он был самым красивым мужчиной на свете.

– Ты здесь, – выдохнула она и дрожащей рукой погладила его по заросшей щетиной щеке.

– Меня навестил мой брат. Он сказал, что ты звонила ему, потому что беспокоилась обо мне.

– Да, беспокоилась и все еще беспокоюсь. Прости, что позвонила ему.

– Я об этом не жалею, – признался Данте. – Энцо сказал, что я поступаю точно так же, как поступала моя мать, забился в уголок и обвиняю всех за свою боль и отталкиваю тех, кого люблю. Делаю им больно… – Он замолчал. – Ты хотела от меня большего, а я причинил тебе боль.

– Данте…

– Нет, правильно, что ты хочешь большего. Понимаешь? Ты была права. – Он взял ее руку в свою и прижал к своей щеке. – Мне нужно было перестать делать вид, будто мне плевать. Перестать думать только о себе, перестать превращаться в собственную мать. – Он поднес ее пальцы к губам и нежно поцеловал. – А главное в том, что мне надо было понять, что я люблю тебя. И ведь я действительно люблю тебя, Стелла Монтефиори. Наверное, я полюбил тебя в тот момент, когда проснулся и увидел нацеленный на меня пистолет.

– Ты поэтому здесь? – с надеждой спросила Стелла.

– Да. Я хочу попросить прощения. И сказать тебе, что и нашего ребенка я буду любить так же сильно, как люблю тебя. Мое сердце принадлежит тебе, если хочешь, бери его. Но если не хочешь, я оставлю тебя в покое. И больше никогда не буду докучать тебе.

Стелла сразу дала ему свой ответ, приникнув поцелуем к его губам. Он крепко прижал ее к себе и перекатился, подминая ее под себя.

– Ты понимаешь, что это значит? – глядя на нее горящим взглядом, спросил он. – Это значит, что я никогда не отпущу тебя.

Стелла обняла его за шею.

– А я и не хочу, чтобы ты меня отпускал, Данте Кардинали. – На мгновение она задумалась. – В противном случае я убью тебя.

На его лице заиграла сияющая улыбка.

– Не убивай меня, котенок. Просто люби меня.

– Где моя сестричка? – капризным тоном осведомился Саймон Кардинале, глядя на дядю. От нетерпения мальчик подпрыгивал – ему очень хотелось взбежать на крыльцо роддома, в котором лежала Стелла.