Морин Чайлд - Тот самый мужчина

– Какой еще салют? – Сестра быстро прошла в квартиру, бросила сумку на диван и повернулась к нему, руки уперты в бока, испепелив взглядом. – Что, черт тебя подери, происходит?

Джек закрыл дверь. Сестру буквально трясло от гнева. Глаза, так похожие на его глаза, сверкали негодованием.

– Ты о чем?

– Рита позвонила мне из аэропорта.

– Из… аэропорта?

– Да. У нее рейс на Юту, она летит к своей семье.

Так. Он хотел, чтобы она покинула его квартиру… но не штат. Он не готов к тому, что она будет настолько далеко. Неужели она решила там остаться? А как же ее пекарня?

– Ты окончательно рехнулся? – бушевала сестра.

– Касс, это не твое дело.

– Мое, поскольку мы – семья. – И уточнила: – Рита попросила меня приходить и проверять, как ты. Она волнуется за тебя.

– Это одна из причин, почему я попросил ее уехать, – сказал он. – Я не хочу, чтобы она волновалась.

Касс с изумлением воззрилась на него:

– А тебе известно, что людям свойственно волноваться за тех, кто им дорог?

– Я не хочу, чтобы я был ей дорог, – вот в чем дело.

– Прекрасно. – Касс начала ходить взад‑вперед, потом резко остановилась. – Значит, тебе вообще ничего не нужно?

– Я этого не говорил.

– Ой. – Сестра махнула на него рукой. – Ты доказываешь это если не словами, то своим поведением.

– Касс, я не собираюсь с тобой это обсуждать.

– Не обсуждай, потому что мне безразлично, что ты скажешь. Меня это больше не интересует. Все, что от тебя требуется, это слушать. – Она подошла к нему впритык и сурово посмотрела в глаза. – Я старалась проявлять терпение, Джек. Я врач, и я знаю, что с тобой происходит.

– Мне не нужен врач, – раздраженно произнес он. – А если бы и был нужен, то я не стал бы обращаться к младшей сестре.

Пошли все к черту! Не хватало еще, чтобы ему диктовали, что и когда делать! И уж точно он не желает, чтобы младшая сестра стояла здесь и подобно гласу Божьему вещала, как ему себя вести.

– Да, ты предельно ясно это выразил, и я пыталась не вмешиваться, дала тебе возможность справиться самому.

– Мне не с чем справляться.

– Оттого, что ты отрицаешь свое посттравматическое расстройство, оно не исчезнет. Господи, да ты просто случай из учебника. – Касс села на диван, но тут же вскочила. – Я говорила Сэму и папе, что тебе необходимо время, чтобы привыкнуть к дому, привыкнуть к нормальной жизни. Говорила, что ты в конце концов придешь в себя.

– Со мной все в порядке, – стоял на своем Джек.

– Ну конечно, – хмыкнула Касс. – Ты замечаешь, что Сэм не так часто стал приезжать из Сан‑Диего? Или не заметил, что папа теперь почти не появляется в офисе, хотя он так любил это делать?

Джек как‑то об этом не задумывался. Сэм занятой человек, а отец недавно пристрастился к гольфу, так что зачем ему приходить в офис.

– Да, но…

– Сэму надоело, что ты каждый раз его отшиваешь, когда он хочет провести с тобой время.

– Я не.

– Да, Джек, да. Ты и меня частенько отшивал, и могу тебе сказать, что это малоприятно, когда перед твоим носом, образно выражаясь, захлопывают дверь. – Касс тяжело вздохнула. – Черт возьми, Джек, мы же твоя семья, и заслуживаем лучшего отношения.

– Мне просто было нужно…

Но Касс не остановить:

– У папы болит душа, когда он безрезультатно пытается с тобой поговорить, поэтому он от тебя отстал.

Чувство вины давило на Джека, но он так привык к этой тяжести, что едва заметил, что груз делается все тяжелее. Джек вспомнил, что когда в последний раз виделся с отцом, то в его глазах затаилась печаль.

И тем не менее его не переубедить.

– Ничего подобного…

– Я не закончила, – продолжала Касс. – Джек, ты бесишь меня. Тебе известно, сколько мужчин и женщин возвращаются из опасных командировок, и им не с кем поговорить? Ты хоть представляешь, как тебе повезло, что есть люди, которые тебя любят? Те, кто хотят помочь тебе победить твоих демонов?

– Я…

– Я что, похожа на человека, который сдается? – Касс раздраженно выдохнула, не сводя с Джека глаз. – Ты – мой брат, и я люблю тебя. Ты – муж Риты, и она любит тебя.

Опять знакомая боль пронзила сердце. Он бессознательно потер середину груди. Рита любит его… Он с трудом проглотил слюну и сказал себе, что поступает правильно.

– Касс, ты не понимаешь, – вздохнул он. – Я не хочу, чтобы меня любили. Кто бы меня ни любил, этого человека позже ждет разочарование. Зачем поступать так с кем бы то ни было?

– О господи. Все хуже, чем я думала. Дело не просто в твоих воспоминаниях, которые тебя преследуют и от чего ты уединился здесь, в своей крепости, а еще и в том, что ты полный дурак. Я рада, что мама этого не видит, хотя она, скорее всего, привела бы тебя в чувство. Ты не хочешь, чтобы тебя любили? Ты не хочешь испытывать привязанность? Ну и дела, черт возьми. Джек, у тебя есть поразительный шанс в жизни, а ты его упускаешь. Ты велел женщине, которая тебя любит, матери твоего ребенка, уехать, потому что боишься новых страданий, боишься опять испытать боль.

– Касс, не увлекайся.

– Не увлекаться? Ну нет, я покончу с этим безобразием. Мне не следовало ждать, пока ты сам привыкнешь к нормальной жизни. В этом моя ошибка. Надо было делать то, что делала Рита, – хватать тебя и тащить из ямы, возвращать к жизни, не обращать внимания на твое сопротивление и возмущение.

– Это не помогло бы.

– Откуда ты знаешь? – Касс взяла с дивана сумку и перекинула ремень через плечо, собираясь уходить. – Оглянись вокруг, Джек. Ты получил то, чего хотел? Получай удовольствие – ты один. Если ты будешь вести себя как болван, то ничего другого тебя не ждет.

Джек смотрел ей вслед: она вышла, со стуком захлопнув за собой дверь.

Пекарня Маркетти на исторической Двадцать пятой улице в Огдене помещалась в старинном кирпичном здании с деревянными скрипучими полами, издававшими музыкальные звуки при каждом шаге. С одной стороны пекарни был магазин домашнего шоколада, а с другой – арт‑бутик, где продавались работы местных художников.

Пекарня привлекала покупателей со всей северной части Юты, поэтому семья Маркетти постоянно была занята. И когда Рита появилась дома, то в пекарне были все, за исключением младших детей. Мама и сестра находились на кухне, а отец и братья у входа в магазин занимались доставкой. Ничего не изменилось, с улыбкой отметила Рита, оглядывая сверкающие витрины и покупателей, потягивающих кофе латте за столиками в булочной.

Перелет из Лонг‑Бич длился всего‑то полтора часа, а ей показался самым продолжительным в ее жизни. Рита не сообщила семье, что прилетает, – времени не было. Она быстро уложила вещи, велела Кейси закрыть пекарню на несколько дней и уехала в аэропорт. Она думала только о том, как добраться туда, где ее сердце не будет разрываться.