Уинифред Леннокс - Неужели это я?

Поговорив с Мишелем, Поль позвонил Санди и с удовольствием услышал ее ясный теплый голос.

— Назначаю вам свидание в моем прошлом, — с комической важностью сказал он.

— Предпочитаю в будущем, — с живостью откликнулась Санди. — С прошлым вы разберетесь без меня. А как только разберетесь, позвоните. Я буду ждать.

— Вот не думал, что вы так серьезно относитесь к моему прошлому, — улыбнулся Поль.

— Имейте в виду, ждать вам придется недолго, я мигом расправлюсь со своим прошлым и позвоню.

— Буду рада. — Санди и в самом деле радовалась: похоже, Поль выздоровел или близок к выздоровлению.

— Но на всякий случай запишите телефон моей мастерской. Если я закопаюсь, вы меня вытащите.

— Запишу, но вытаскивать не буду!

— Ох, какая грозная! Тогда до встречи!

— До встречи!

Поль повесил трубку, продолжая улыбаться. Разлука с Санди, как ни странно, не тяготила его, он просто не ощущал ее, постоянно ведя с приятельницей мысленный шутливый разговор. А душное плотское придыхание, которое мешает друг друга слышать, порождает взаимную неловкость и исчезает только в постели, в их отношениях отсутствовало. Санди одарила его счастливой свободой общения со всем миром, которой Поль не уставал наслаждаться. Давно уже он не чувствовал себя таким молодым, его так и подмывало напроказить, подшутить, подурачиться. Он шутил сам с собой и сам же хохотал во все горло.

Гастон Криде, сосед Поля, с неодобрением покачивал головой, глядя на чудаковатого племянника покойной мадемуазель Кремер. Он не одобрял легкомыслия нового хозяина виллы, но, разумеется, не вмешивался: каждый волен обращаться со своим добром, как ему хочется. Однако вопиющая бесхозяйственность надрывала рачительное сердце рантье, и Гастон с горечью созерцал запустение, постигшее чудесный сад. А сколько земли пропадает даром! У мадемуазель Кремер всегда было образцовое хозяйство, каких только овощей и фруктов она ни разводила! А наследник оказался непутевым: то сидел как сыч, а теперь свистит с утра до ночи и просвистит-таки последнее.

Поль догадывался, что вызывает у соседей недоумение и неодобрение, но был так занят собой, что ему было не до кого. Чем больше он думал о путешествии в прошлое, тем соблазнительнее оно ему представлялось. За год разлуки с Лолой он очень изменился, и ему хотелось понять в чем именно.

В субботу ранним утром Поль не без волнения сел в машину. После тихого сонного Валье Париж ошеломил его шумом, обилием машин и людей на улицах, и он почувствовал себя безнадежным провинциалом. Даже машину вел поначалу с немалым трудом. Но очень скоро Поль освоился и почувствовал себя в кипучей столичной жизни как рыба в воде. Добрался до своей улицы и радостно вздохнул: оказалось, соскучился. Взял у консьержки ключ и стал подниматься на последний этаж, с удовольствием отмечая, что цвет стен остался бежевым, а лестница все так же поскрипывает.

Мастерская встретила его родным запахом красок и растворителя, но на вид стала совсем другой: теперь в ней царил беспорядок Мишеля Пелетье. Поль распахнул сначала окно, взглянул на парижские крыши, а потом заторопился в кладовку — там в образцовом порядке покоилось на полках его прошлое: папки с рисунками, картины. Он стал извлекать холст за холстом на свет, расставлять вдоль стен, и скоро отовсюду смотрела на него пустой чернотой глаз загадочная недоступная Лола.

Поль придирчиво приглядывался к портретам и не мог не усмехнуться. Черт подери! Чего-то я, конечно, достиг! Выразительный энергичный мазок, нервность ломаных линий, чистый холодный цвет. Стиль, безусловно, есть, но почему-то с души воротит. Скучная живопись. Бездушная. Интересно, почему я раньше этого не замечал?

Вдруг взгляд его упал на незатейливый набросок: Лола сидит на табуретке в своей любимой позе: поджав ноги, уронив между колен руки, вобрав голову в плечи — усталый нахохленный воробушек. А вот другой: по-детски обиженное личико с горестной складкой у губ...

Вглядываясь в наброски, Поль вдруг увидел Лолу такой, какой, наверное, она и была: простенькой, бесхитростной, деловитой. Вытирая пыль, она бесшумно сновала с тряпкой по мастерской, деловито стучала каблучками, уходя за покупками. Словно наяву, Поль услышал ее хрипловатый низкий голос, голос уроженки юга, и впервые сообразил, почему Лола упрашивала его поехать к морю — ей хотелось тепла, солнца. А зимой она, наверное, просто-напросто мерзла в их просторной и не слишком-то теплой мастерской.

Он видел в ней Кармен, а она была маленькой птичкой, которая всеми силами пыталась свить себе теплое гнездышко. И безуспешно. Поль не умещался в ее гнезде, он вообще был другой породы, очевидно из тех, что не гнездятся. И Лола ушла с тяжелым грузом обид и болезненных воспоминаний. Поль от души пожелал, чтобы и для Лолы прошлое стало мирной гаванью, где никогда не штормит, где утихают все бури.

Пепел перегоревшей любви таил в себе остатки тепла, и Поль, готовясь развеять его по ветру, невольно грелся.

С нежностью посмотрел он и на свои полотна. Как он был самонадеян, отважен, дерзок! Как верил во всемогущество мастерства! И оно у него, несомненно, было, это мастерство, а вот всемогущество — увы! Он надеялся на себя, и о нем самом кричит каждое из полотен, на котором изображена Лола. О том, какой он энергичный, дерзкий, мастеровитый. А живая Лола смотрит только со случайных набросков, где он ловил характерный жест, позу, движение. И выглядит она очень грустной и озабоченной. Почему-то Полю сегодня казались самыми интересными именно эти наброски, и он вглядывался и вглядывался в них, благодаря грустную Лолу за свои и прося прощения за ее страдания. Долгий мучительный год изменил его, обострил зоркость глаз и сердца. Теперь он видел, каким бесчувственным был тогда...

И ему опять мучительно захотелось работать. Работу он ощущал как счастье. Груз прошлого растаял, больше не угнетал его, не пригибал к земле. Поль торопливо отнес холсты обратно в кладовку и принялся собирать кисти, подрамники, соображая, чего не хватает и что нужно купить. Тянуло побыстрее вернуться в Валье, чтобы завтра... Да, сегодня уже не получится. Но завтра, завтра...

Тишину разорвал громкий телефонный звонок. Да-а, ведь мы еще собирались увидеться с феей, чуть не запамятовал. Хорошо, что она напомнила о себе. Он поднял трубку.

— Поль? — осведомился незнакомый женский голос.

— Да, — недоуменно откликнулся он, не в силах понять, с кем разговаривает.

— Мишель мне сказал, что вы приедете в субботу. Это Анни, подруга Лолы.

Поль тут же вспомнил узколицую голубоглазую шатенку — сработала профессиональная память. С Анни за все время их знакомства он обменялся двумя десятками фраз, не больше, и поэтому Поль по-прежнему недоумевал: