Вадим Андреев - Встреча влюбленных

На мгновение Берджу почувствовал себя несчастным. Но появившаяся вдруг возможность помочь этой женщине, утешить ее, спасти, вселила в него новые надежды, влила силы и придала его существованию новый смысл. Он не находил себе места. Ему было тревожно и радостно.

— Вам не надо ничего рассказывать о себе! — говорил он ей слова, подсказанные его проницательным, всеведающим сердцем, а не умом и расчетливостью. — У вас беда? Нет крыши над головой? Ничего! Живите здесь, у нас! — просто объявил Берджу, как о чем-то само собой разумеющемся.

Это очень понравилось детям. По всему было видно, что Бахадур и Божанди тоже все поняли и одобряют хозяина.

«А иначе зачем было вытаскивать ее из колодца», — единодушно решили про себя хвостатые приятели.

Тот, кто сам терпел лишения, несчастья и унижения, понимает собрата с полуслова. Но, к сожалению, часто не внимают словам бедняка — мудрым, убедительным, полезным; внимают словам богача — дурным, грубым, бесполезным; приветствуют того, кто не достоин приветствия.

Бедный Берджу, с трудом зарабатывающий, чтобы прокормить семью, в этот час мог бы сказать себе: «Слава тебе, бедность! Твоей милостью я стал волшебником: я вижу весь мир, а меня не видит никто!»

Бедность, чистая трудовая бедность! «Это любовь к земле разбудила во мне художника, — говорил великий испанский поэт Гарсия Лорка, — земля для меня неразделима с бедностью, а бедность я люблю больше всего на свете. Не нищету, измызганную и алчную, а бедность — благородную, трогательную и простую, как черный хлеб».

Вот так же и Берджу со своей семьей не мог не вызывать по отношению к себе благородных и трогательных чувств, выраженным великим испанцем.

— Пожалуйста, отдыхайте спокойно. Спите здесь, а я буду спать на улице, — сказал Берджу.

Анита все еще плакала.

— Ну пожалуйста, утрите слезы, — сказал спасенной отец семейства, словно уговаривая одного из своих детей, — прошу вас!

Наконец она глубоко вздохнула, и ее сердце стало биться ровнее.

Берджу со своими домочадцами решили, что пока лучше оставить ее в покое, и разошлись спать.

Была теплая лунная ночь. Звезды, привычно мигая, внимательно смотрели на землю…

Солнце, оторвавшись от горизонта, бросало на землю первые горячие лучи.

Берджу уложил в сумку сухари, несколько рисовых лепешек и реквизит для выступлений.

Бахадур ведрами таскал воду, а Божанди наполняла ею деревянную бочку. Бету и Алака обливались водой у колонки. Анита Дели еще спала.

Дхоби, распевая тягучие песни, шли рядом с гружеными ослами к реке стирать белье. Пахло свежей пресной водой и ивняком.

К дому Берджу подошел старик-сосед. Поздоровавшись, он угостил его плодами манго.

— Очень уж вкусные и сладкие манго довелось мне вчера попробовать в саду соседа! — сообщил он. — Ты попробуй, откуси немного и сразу убедишься в моей правоте! — настаивал старик.

— Спасибо, дядюшка, они восхитительны! — сказал Берджу, отведав сказочный плод.

Урожай манго, действительно, удался на славу, и это очень радовало крестьянина. Со счастливой улыбкой на изможденном лице бедный труженик попрощался и поспешно ушел. Его ждали дела: была страдная пора.

Повсюду пахали поля. С раннего утра и до полудня почти все деревенские мальчишки постарше, девушки и женщины собирали урожай манго. Они трясли деревья, перебрасываясь шутками, а затем собирали плоды в большие корзины.

Дети помладше были здесь же. Они бегали по бархатистой зеленой траве, прыгали, боролись, играли в пятнашки и чижика, успевая поглядывать, как бы кто-нибудь из посторонних не покусился на урожай.

Берджу и его семья, быстро позавтракав, отправились на выступления. На столе они оставили еду для Аниты Дели.

— Пусть отдыхает! Она, несчастная, так устала! — сочувственно заметил Берджу, и комедианты покинули хижину.

Выступления прошли удачно. Они заработали двадцать рупий. Божанди с Бахадуром тащили полную сумку фруктов.

Войдя в дом, семейство обнаружило, что Аниты нет. Все было чисто и прибрано, посуда вымыта, но женщины не было.

Берджу, ничего не сказав, выпил чашку кофе и вышел из дома. Он взял тонгу и, грохоча по дороге, укатил с нею в магазин.

Дети наслаждались манго. Божанди тоже устроила себе обильный пир, а пес, понурив голову, ходил по комнате и обнюхивал каждую вещь.

Бету насторожился.

— Что такое, Бахадур?

Пес залаял и выбежал во двор. Он оглянулся на Бету, как бы приглашая его следовать за собой.

В храме, сквозь дымку от агарбатти виднелась одинокая фигура женщины в сари светло-лимонного цвета, которая молилась, стоя на коленях.

Слева от нее возвышались статуи богов Рамы и Ситы. Справа — статуя обезьяньего бога Ханумана.

У алтаря раздавался протяжный голос брахмана. Он читал мантры у священного огня.

— О, обезьяний бог Хануман! — восклицала Анита Дели сокрушенно. — Ты спас меня и оставил мучиться! Жизнь для меня теперь хуже смерти! Тебе это известно. Ведь ты все видишь. Мне отвратительны свекровь и муж. Эти люди пытаются убить меня. Они втоптали меня в грязь… — слезы прервали ее исповедь. Спустя несколько минут, немного успокоившись, несчастная вытерла слезы и вновь открыла свое сердце Богу. — Я не в силах выносить издевательства и терпеть оскорбления, я не заслужила их!.. Слушай же меня! — решительно воскликнула она. — Я умру здесь, в храме, прямо на твоих глазах, Хануман!

Анита поднялась с колен, подошла к мраморной колонне и нарочно ударилась затылком о ее холодный камень. Затем еще и еще. Звуки ударов эхом разносились в пустом храме. Анита почувствовала, как по ее шее и спине потекло что-то теплое и липкое, и с еще большей силой ударилась головой о колонну.

В этот драматический момент со скоростью муссона в начале барсата в храм влетел Бету и, схватив ее за руки, с плачем уткнулся разгоряченным лицом ей в живот.

При неожиданном появлении мальчика Анита немного опомнилась, но все же полностью не отдавала себе отчета в своем поведении.

— Остановитесь! — кричал Бету чистым звонким фальцетом. — Что вы делаете?! Остановитесь! Вы не должны бросать нас на произвол судьбы.

— Не надо! Не надо! Мама! — кричала маленькая Алака. По ее круглому нежному личику текли крупные и горячие слезы любящего сиротского сердца.

— Ма! Умоляю тебя, не делай этого! — тоже просил мальчик.

Алака, обняв ее за ногу, уткнулась лицом в сари Аниты и подняла на нее глаза, полные мольбы, словно птенец, выпавший из гнезда. Девочка и не подозревала, что обнимает свою мать по плоти и крови, как не подозревала и Анита, готовая к самоубийству, что рядом с ней бьется сердце ее ребенка, ее дочери, которую она выносила под своим сердцем, родила, но, так и не вскормив до срока своей материнской грудью, в помрачении рассудка положила в контейнер перед тем, как упасть на рельсы…