Вадим Андреев - Встреча влюбленных

— Отец очень-очень любит нас! Это правда. Но без мамы все равно плохо! — Алака скользнула руками по ноге Аниты и опустилась на каменный пол храма, продолжая всхлипывать.

— Ма! Не плачь! — снова сказал Бету. — Мы никогда не знали родной матери и почему-то подумали, что ты будешь любить сирот, — его голос дрогнул, но он собрался с силами и договорил главное: — и станешь нам матерью.

Анита стояла как завороженная. От мудрых речей этих маленьких сирот ее душа словно очнулась от долгого сна. Она посмотрела на них сухими глазами.

Алака плакала, не унимаясь. Она встала с пола, взяла Аниту за руку, доверчиво посмотрела на мать широко раскрытыми мокрыми от слез глазами и тихо произнесла:

— Отец нас вырастил. Он думает, что нам ничего не известно, — и, не сумев дальше сформулировать свою мысль, она уткнулась лицом в тонкое шелковистое сари Аниты.

— Но люди объяснили нам, — подхватил Бету слова сестры, — что мы не его дети!

— Мам, не говори ему об этом! А то он очень огорчится, — быстро сообразила девочка.

Дети притихли. Они доверили Аните семейную тайну.

— Ма, если ты бросишь нас, мы умрем от горя! — сказал Бету. Эти слова исходили из глубины страдающего, но мужественного и жертвенного сердца мальчика, который был достойным сыном своей нации.

Сердце Аниты, словно нива, орошенная вешними дождями, дало первый росток ощущения жизни… В чистых, искренних и светлых, как слеза, словах Бету звучало горе, жажда любви и сострадания, способность любить и быть любимым как главные и животрепещущие основы, на которых зиждится человеческая сущность. Она смахнула слезу с его щеки и попыталась улыбнуться.

Малыш, почувствовав, что «лед тронулся», с жаром стал уверять ее, что все будет хорошо, если она останется с ними, в их дружной, пусть бедной, но честной семье, где все по-настоящему любят друг друга и где царят взаимопонимание и выручка.

— Пожалей нас, ма! Мы будем любить тебя, как родную… Не отказывайся от нас! — продолжал упрашивать ее Бету, все еще боясь, что «тонкая соломинка», перекинутая между ними, переломится. — Без матери мы так измучились! — Он не выдержал и снова заплакал. Слезы ручьями покатились по его щекам, и он едва успевал утирать их кулачками.

Анита погладила его по черным вьющимся волосам, а он доверчиво и крепко взял ее за руку.

Женщина почувствовала, как в ней снова пробуждается жизнь. Она как бы проснулась. Эти милые, красивые, добрые и преданные, умоляющие ее дети заставили дрогнуть ее сердце, сердце матери, которое словно окаменело за эти годы…

«Только материнская ласка согреет их сиротскую жизнь», — решила она и, крепко обняв Бету и Алаку, сказала:

— Я была совсем одинока в этом мире, и Всевышний послал мне вас, милые мои дети…

Все трое, держась за руки, медленно вышли из храма. Их ждал верный Бахадур.

Прошло несколько дней. Труппа Берджу продолжала успешно выступать. Кое-как «залатав дыры» в семейном бюджете, он вернул тонгу владельцу и с большой энергией взялся за разработку новой программы, попутно репетируя с Алакой танцы, которая оказалась очень способной к ним и все схватывала на лету.

Анита Дели постепенно приходила в себя; ее сердце оттаивало, и она потихоньку вливалась в жизнь семьи, привыкала к Божанди и Бахадуру, которые сыграли основную роль в ее спасении. Особенно Анита полюбила Божанди. Пес немного ревновал ее, хотя и ему она уделяла внимания не меньше, чем обезьянке, и однажды даже угостила его куском настоящего мяса. За это Бахадур беззаветно полюбил ее.

«Это настоящая хозяйка», — подумал он и решил, что она вполне подходит великому Берджу.

Как-то рано утром Берджу дрессировал Божанди для нового номера. Вдруг он увидел Аниту, которая несла полное ведро воды. Он удивился и с осуждением посмотрел на Бахадура. Тот быстро подбежал к ней и, вцепившись в дужку, стал тянуть ведро на себя.

— Что ты, что ты, Бахадур! Ведь оно тяжелое, ты не донесешь! Не волнуйся, милый, я сама! — и Анита внесла ведро в дом.

— Божанди, что-то плоховато получается! Надо еще и еще отрабатывать этот трюк. Смотри! Алле! Гоп! Вот так! Молодец! Ну, пока все. Иди погуляй! — И Берджу вошел в дом. На кухне был образцовый порядок, который могли навести только женские руки. Это удивило и обрадовало Берджу, но тем не менее он сказал:

— Гостям работать не положено, Анита.

— Нет, Берджу, кому дали крышу над головой, тот больше не гость… Я в долгу перед вами, — тихим, спокойным голосом ответила она.

Берджу благодарно посмотрел на нее. Его сердце, не знавшее женской любви, ласки и внимания, учащенно билось…

— Это я в долгу перед вами за то, что вы живете здесь. Вы же великая артистка! — ответил он, сделав руками выразительный жест.

— Это ваш долг перед артисткой, — с улыбкой возразила она, окинув взглядом его статную фигуру. — Но вам возвращает свой долг благодарная женщина. — Она немного помолчала и добавила, опустив глаза: — А теперь я, с вашего позволения, разумеется, хочу взять на себя домашнюю работу.

Бету слушал этот диалог, «навострив уши», стараясь не пропустить ни единого слова. Последняя фраза Аниты, которую они с Алакой уже считали своей матерью, его успокоила. Все развивалось так, как ему хотелось. Он не раз слышал от взрослых, что в доме хозяйкой должна быть женщина. И вот судьба подарила им мать и хозяйку дома. В силу своего решительного характера мальчик, не долго думая, решил поддержать мать. Он подошел к отцу и резонно заметил:

— Отец! Мать занялась хозяйством! Не мешай ей, пожалуйста!

— Бету, что за ерунду ты говоришь, — смутился Берджу и растерянно улыбаясь, обратился к Аните: — Извините его, пожалуйста! Он еще ребенок, да к тому же с малых лет без матери.

Бету не обиделся на отца, потому что знал его характер, простой, непосредственный и правдивый. Чувствуя, что разговор зашел в тупик, он быстро нашелся и, смущаясь, обратился к нему.

— Отец, в магазин опоздаешь! — напомнил он, взяв инициативу и не собираясь ее уступать: — Если сахар кончится, с чем ты будешь пить чай?

— Да, мне пора! — согласился Берджу и с улыбкой посмотрел на сына, про себя поблагодарив его за брошенный вовремя «спасательный круг».

После ухода отца Бету с серьезным выражением лица и ухваткой настоящего мастера-столяра принялся чинить поломанный венский стул. Он намазал пазы клеем, затем привинтил заднюю спинку к ножкам двумя шурупами, и, перевернув стул, оставил его сушиться.

В это время Анита и Алака готовили обед.

До ушей Бету, который изо всех сил стремился укрепить семейный очаг, а потому вольно или невольно установил за всеми неусыпный контроль, доносился их разговор.

— А кто стирает белье? — спросила мать. — Бету?

— Да! — ответила Алака.