Виктория Ближевская - Спокойных дней не будет. Книга II. Все, что захочешь

– Мы говорим о разных вещах, – прервал ее Илья голосом раздраженного экзаменатора, вписывающего «неуд» в зачетку лодыря.

«Если сейчас кто-нибудь войдет… Господи, пусть кто-нибудь войдет!» Еще одного экзамена на целомудрие она не выдержит.

– Ты просил меня забыть.

– И ты, конечно, забыла?

– Нет.

Темно-синий галстук придвинулся ближе, потерял светлые вкрапления и расплылся. Терпеливые руки гладили ее шею, ласкали подбородок. Мужчина вынудил ее поднять голову, произнести это «нет» еще раз глазами, губами. Одна его ладонь скользнула по ее спине, словно приглашая на танец. Сонины глаза метнулись вниз, надеясь остановить его руку, и снова вернулись к его лицу, моля о пощаде. Он покачал головой, отказав ей в этой просьбе, и на нее накатила волна знакомого запаха. Его пальцы неторопливо прошлись по ее нижней губе. Она до последнего не хотела закрыть глаза, но, наконец, сдалась. Он убрал руку и поцеловал ее, но через несколько секунд отпустил, почти оттолкнул, чтобы, ничего не поясняя, потребовать немедленного решения.

– Когда?

– Вечером, – не задумываясь, прошептала взволнованная Соня. – В девять.

– Где?

– На углу Большой Никитской и Никитского бульвара.

– Почему там?

Она смогла его удивить, разбавила торопливый диалог тягучей паузой.

– Не знаю. Там хорошее место. Я люблю…

Он, не дав ей договорить, снова стиснул ее в объятиях, теперь увереннее, сильнее, исполненный надежды и вожделения. Но на этот раз она первая прервала поцелуй, заторопилась домой.

– Ты не обманешь меня? – спросил он, наблюдая, как она вытирает бумажным платком губы с размазанной помадой, чтобы не быть случайно разоблаченной.

– Я и раньше не обманывала. Я боялась.

– А теперь что изменилось? – усомнился в ее искренности Илья.

– Все изменилось, – уклонилась от ответа она.

– Ты хочешь, чтобы я, как мальчишка, удовольствовался этой неопределенностью?

– Не будет никакой неопределенности, – пообещала Соня.

– Тогда, может, останешься на чай?

Илья, до конца не поверивший словам, пытался удержать ее при себе, проследить ее путь из этого кабинета до самого перекрестка Никитской и бульвара. Она отказалась и сразу заговорила о другом, вернув его к почти утратившему оттенок обиды и горечи семейному обеду.

– Ты ждешь Левушку?

– Да, нам надо обсудить ситуацию.

– Позволь ему самому решить.

– Что? – Илья изумился, как быстро женщина сменила бессловесную роль робкой наложницы на уверенное амплуа повелевающей госпожи. – Это еще почему?

– Посмотри на меня. – Он воззрился на нее, как будто искал в ее фигуре объяснение этой перемене, но она пояснила: – На мою жизнь. Не заставляй его совершать ошибку. Пусть он выберет сам, пусть мучается, страдает, любит, ругается. Пусть ошибется, если на то воля свыше, но, по крайней мере, не возненавидит тебя. А ты не потеряешь доверие единственного сына.

Илья не хотел раньше времени думать о предстоящем разговоре, потому что думал о женщине, которая будет ждать его в машине вечером. И спросил о ней.

– Ты ненавидишь меня, Соня?

– Иногда хотела бы. – Она ответила так быстро, что это не могло быть игрой. – Но ничего не выходит. А еще говорят, что от любви до ненависти один шаг, но именно он мне никогда не удается.

– Порой я уверен, что тебе удалось.

– Это знаковая система. У тебя она одна, у меня другая.

– Что это?

Он наморщил лоб, пытаясь уследить за ее образами.

– Кошка и собака. Одна машет хвостом, приглашая поиграть, другая ощеривается в ожидании нападения.

– Ясно. Значит, все твои слова…

Все было куда сложней, но объяснить ему это не представлялось возможным в силу тех же разных знаковых систем. Осталось только напустить тумана, что она и сделала.

– Иногда были правдой, иногда – реакцией на непонимание. Любовь бывает не менее жестокой, чем ненависть. И ты, настаивая на подчинении, бываешь очень суров. – Она гнула свою линию, вернувшись к разговору о Левушке. – Покажи ему, что ты его любишь и готов доверять, и он постарается оправдать твое доверие, поверь мне.

– Зачем тебе роль миротворца, Соня? – Илья все еще не был уверен, что она на самом деле повзрослела. – Разве мало у тебя своих проблем? Оставь эти мне.

– Затем, что я хочу сегодня увидеть тебя счастливым. – Она пожала плечами, извиняясь за столь утилитарный подход. – У меня своя выгода. А если ты не отпустишь его…

– Довольно. Я понял.

Он твердо решил не говорить с ней о делах.

– Я знаю, ты будешь мудрым. Кто-то должен первым простить обиды и уступить. Он слишком молод для компромиссов. Прошу тебя, милый.

Она вернулась к нему с середины комнаты, приподнялась на цыпочки, прикоснулась к щеке легким родственным поцелуем и исчезла за дверью, оставив его в предвкушении вечера.

Марина сидела на перилах открытой веранды, выходящей из гостиной во внутренний двор, пока Роза хвасталась перед гостем оранжереей, и смотрела на французский парк, разбитый под чутким руководством модного ландшафтного дизайнера.

– Марина, – окликнула сестру Соня, подойдя близко.

Та вздрогнула, скользнула по Соне прохладным взглядом и снова уставилась на стриженые кусты.

– Прости меня, я вела себя глупо.

– Да ладно, забыли уже, – отмахнулась Марина, уставшая от конфликтов этого дня.

– Если ты не против, я бы хотела прийти.

Соня заключила ее в объятья, предотвратив очередную язвительную реплику. Марина, оторопев от проявления нежности со стороны обычно отстраненной Сони, нерешительно сомкнула руки у нее за спиной. Соня взволнованно дышала ей в висок, и она явственно ощутила запах отцовского одеколона, смешавшегося с диоровским ароматом.

– Примирение на высшем уровне все-таки состоялось? – подозрительно сощурилась она, когда Соня чуть отодвинулась, давая понять, что объятия пора завершать.

– Я попросила прощения.

– Ты ни в чем не провинилась. Он все время давит, вынуждая тебя защищаться.

– Но сегодня я защищалась слишком грубо и использовала недозволенный прием.

После разговора с Ильей ее не мучили угрызения совести, но посвящать его дочь в подробности она не могла.

– Разве в этой игре есть правила?

– Не знаю, может быть.

– Вот и я не знаю. А догадайся почему? – Соня пожала плечами, и Марина выдала ей свое нехитрое открытие: – Да потому что нам не преподавали правил. Может, их и нет вовсе. Нас с детства учили беспрекословно подчиняться и идти за отцом, потому что он знает дорогу. Ты – идеальный ученик, лучший последователь, Лева всегда пытается усидеть на двух стульях, а я…

– Тебя подчиняться он так и не научил, – грустно улыбнулась Соня. – Ты постоянно борешься с ним, идешь по бездорожью.

– Это мой способ выжить.