Грегуар Шамаю - Теория дрона

Современные американские политологи с удивлением обнаружили у философа XVIII века нечто похожее на правдоподобное объяснение положения дел после Вьетнама. Всегда можно сказать, что раз США являются воплощением демократии или того, что Кант называл республикой, то совсем неудивительно, что для осуществления пророчества из всех стран на планете была выбрана именно эта.

Но там, где немецкий философ рассчитывал найти повод для определенных надежд, иным видится причина для беспокойства. Мадлен Олбрайт, которая была в свое время крайне раздражена из-за колебаний Пентагона по поводу применения наземных сил в Боснии, язвительно спросила Колина Пауэлла: «Зачем нам нужна вся эта впечатляющая военная мощь, если мы никак не можем ею воспользоваться?» 451

Демократия, как считалось, в конце концов свяжет армию по рукам и ногам. Необходимо было найти срочный выход.

К счастью, гипотеза Канта не предусматривала одного сценария: что на самом деле произойдет, если будет найден способ заменить солдат-граждан другими орудиями войны? Эта непредусмотренная возможность была сохранением путем замены.

Что-то подобное уже пробовали, прибегая к весьма рудиментарным средствам в конце XIX века. Гобсон, этот великий трубадур британского колониализма, еще в 1902 году объяснял, каким образом парламентские и колониальные режимы могли бы избавиться от издержек «дилемм милитаризма». Вместо того чтобы жертвовать жизнями граждан во имя империи, для защиты будет достаточно ее расширить или всего лишь подавлять восстания, которые попытаются сбросить ее ярмо, поручив грязную работу силам туземцев. Положившись на «храбрых индусов», британские народные массы могли избежать всех трудностей, связанных с призывом. Таким образом «новый империализм», возложив эту работу на плечи «низших рас» империи, достигал классового компромисса в пределах метрополии. Что давало ему дополнительное преимущество и позволяло избежать какого бы то ни было риска внутренних протестов против колониальных авантюр.

Но, как предупреждал Гобсон, одновременно с этим возникала политическая опасность иного рода: «Хотя для населения метрополии бремя милитаризма облегчается, риски войны возрастали, потому что войны становятся более частыми и все более варварскими, когда от них не зависят британские жизни» 452. Одним словом, как несколькими годами ранее заявил Лорд Солсбери, Индия, несомненно, может послужить Великобритании в качестве «английской казармы в восточных морях, из которых можно получить необходимое количество войск, нисколько не заботясь о цене». Но это была довольно скверная политика, поскольку никто не мог воспротивиться «искушению вести маленькие войны, которые могут быть под контролем только в том случае, когда существует необходимость платить за них определенную цену» 453.

Для того чтобы издержки были подвержены экстернализации и для граждан, та же теоретическая модель, что возвещала о пришествии демократического пацифизма, стала предсказывать нечто противоположное: демократический милитаризм* 54.

Для получения, в свою очередь, гарантии от витальных издержек войны граждане при принятии решений оказывались примерно в том же положении, что и тот легкомысленный военачальник, смертоносную непоследовательность которого изобличал Кант. Что касается руководителей, то их руки наконец были развязаны.

Освободившись от ограничений, связанных с мобилизацией человеческих комбатантов, суверен может делать именно то, чего Кант всячески старался избежать, а именно отправится «на войну как на охоту и на сражения, как на увеселительную прогулку» 455. Когда война становится призрачной и радиоуправляемой, а граждане больше не рискуют на ней своими жизнями, у них больше не будет права высказываться на этот счет.

Будут ли эти риски переложены на туземцев или на машины, уроки Гобсона по-прежнему актуальны. Дронизация вооруженных сил изменяет, подобно любой экстернализации рисков, условия принятия решений о начале войны. Порог обращения к вооруженному насилию драматически снижается и начинает казаться вариантом по умолчанию во внешней политике.

Поэтому неудивительно, что сегодня мы находим модернизированные разновидности антиимпериалистической аргументации а-ля Гобсон у целого ряда авторов, предпринимающих критику дронов с либеральной точки зрения, используя методы экономической теории решений. Поскольку верховный главнокомандующий демократической страны предположительно является рациональным агентом, каково будет воздействие этого «low cost» оружия на его расчеты?

Главным эффектом будет принятие в расчет существенного отклонения. Агент, способный действовать в условиях минимального риска для себя самого, склонен к более рискованному поведению, разумеется, в отношении соперника. Если интерпретировать его действия в рамках теории рационального страхования, то дрон является типичным фактором морального риска («moral hazard»), где сама возможность действовать, не рискуя и не беря на себя издержки, приводит к снижению ответственности агентов за последствия их действий 456.

Если говорить точнее, это объясняет, каким образом дроны осуществляют тройное снижение издержек, традиционно связанных с применением силы: снижение политических издержек, связанных с лишением жизни граждан, снижение экономических издержек , связанных с вооружением, и снижение издержек репутационных , связанных с осязаемыми эффектами совершенного насилия 457.

Последний момент особенно важен. Чему служат все эти рассуждения о некроэтике дрона? Их цель состоит в снижении репутационных издержек, связанных с использованием этого оружия. Отсюда их стратегическая функция в рамках политэкономии войны. Чем более оружие кажется «этическим», тем более социально приемлемым оно становится и тем чаще мы сможем им пользоваться. Это замечание позволяет наметить два других противоречия в этих рассуждениях.

Первое состоит в ничтожности обусловленного сравнения : утверждается, что использование дрона оправдано, потому что оно приводит к меньшим сопутствующим потерям по сравнению с другими видами оружия, которые могли быть использованы вместо него. Но данный аргумент предполагает, без чего сравнение не будет корректным, что имеются «другие средства», которые вполне могли быть использованы вместо него, то есть военные действия имели бы место в любом случае. Но именно моральный риск, связанный с этим «low cost» оружием, делает его сомнительным. Софизм выдает себя в тот момент, когда мы считаем, что использование этого средства (дрона) должно привести к меньшим сопутствующим жертвам по сравнению с другими. Но эти средства, именно в случае их использования, не могли бы быть применены вместо него из-за сдерживающего влияния репутационных издержек. Иначе говоря, в ситуации морального риска военное решение вполне может рассматриваться как «необходимое» исключительно потому, что оно возможно, причем при самых минимальных расходах 458. Потому что в этом случае утверждение о том, что дрон приводит к меньшим сопутствующим потерям, было бы определенно ложным: как резюмирует Хаммонд, число жертв среди мирных жителей «никак не ниже, чем в случае отсутствия удара с дронов, потому что в этом случае оно равнялось бы нулю» 459.