Виталий Смирнов - Воевал под Сталинградом

«Кто их тут собрал? Зачем? Делать им нечего, что ли?» – думал Махтей Плюха, вглядываясь в знакомые, но чем-то возбужденные, встревоженные лица. В основном здесь собрались бедняки, но были и настоящие хозяева. Чем они недовольны? Почему кричат? Почему грозят кулаками? Вон двое взялись за грудки. Кто же это? Неужто сцепился со своим батраком сват Демид? А где Прокоп? Почему не выручает отца? Уж не отсиживается ли под юбкой у своей жены? А там, кажется, Явтух Добня ухватил за повод откормленного вороного коня, однако двое или даже трое бедняков рвут у него повод из рук. Явтух раскидывает бедноту, но на помощь спешат другие, и вот они уже смяли его, повалили на землю, и лежит он в пыли, бранится, колотит по земле кулаками, плачет от злобы, ярости, бессилия.

«Не так нужно нам действовать, – думал Махтей Плюха. – Не так! Передушат они нас поодиночке, как цыплят. Они объединяются, и нам надо объединяться. А что лошадей берут – пусть! Тут мы промашку дали. Надо бы, чтоб не они выводили лошадей из конюшни, самим следовало их отвести, и инвентарь сдать и телеги – все! Записываться в колхоз, а потом изнутри потихоньку его разваливать, разваливать, чтобы одно голое место от этого колхоза осталось. Не плакать, не кричать, действовать надо! Действовать! Теперь я это понимаю. Нужно составить свой план. Тайный план, такой, чтобы ни одна душа о нем не знала».

Махтей укоризненно взглянул на Явтуха и сказал:

– Моли, проси – все равно не вернут. Такое время настало. Уничтожить надобно и лошадей, и скотину, и птицу – все! Голодом морить Советскую власть, досаждать ей пожарами, из-за угла убивать вожаков. Вот о чем нужно думать! А там, бог даст, найдутся добрые люди, которые в свое время убежали за границу. Глядишь, и порадуют нас войной. Наверняка не дремлют помещики, да дворяне, да другие господа, заступники наши. Может, выручат нас, темных, из тяжкой беды. Дай-то бог!

Как угли, шевелились тайные, мстительные, беспомощные мысли, жгли ему сердце и душу».

Это целая идеологическая программа, сформулированная не от одного лица – Махтея Плюхи, а от целого коллектива единомышленников («Не так нам нужно действовать», «Нам нужно объединяться»). И она начинает последовательно осуществляться. Первой жертвой этого противоборства становится отец Иванки председатель колхоза Марко Крутояр. Ну а Великая Отечественная война окончательно расставила героев романа на противоположные политические и социальные позиции.

К этому времени много изменений произошло и в жизни Иванко и Татьянки, которые постоянно тянулись друг к другу. Но по воле автора Татьянка (логикой ее характера эту ситуацию объяснить трудно) поддалась настойчивым ухаживаниям лесничего Бориса Петровича. И хотя свадьба их в конце концов разрушилась, жизнь разметала Иванко и Татьянку в разные стороны.

В начале войны Иванко, накануне окончивший десятилетку, ушел на фронт, оказавшись в окопах вместе с Саввой Булатом. Татьянка осталась в родном селе. Сидор Гаркуша, по распоряжению райкома партии, погнал в тыл скот, дойдя с ним поздней осенью до Заволжья. Председательствовать в сельсовете оставили Кондрата Науменко, а Василь Маркиянович занялся организацией партизанских отрядов, подключив к подпольной работе Власа Туркана.

Сын Махтея Плюхи, как и следовало ожидать, стал кро-вожадным полицаем, как и его отец. Лесничий Владыка – бургомистром и решил расправиться с пани Туркан, как теперь именует он Татьянку, за тот позор, который испытал на свадьбе: невеста сбежала от жениха. Случилось то, о чем мечтал Махтей Плюха. Когда полицаи приволокли к бургомистру его бывшую невесту, он откровенно, считая, что дело страны Советов проиграно, признался ей: «Я сын дворянина. У меня с большевиками свои счеты. Я наконец дождался своего. Настал час расплаты». А чтобы наконец добиться своего и сделать Татьяну Туркан женой, он объявил ей о том, что ее отец в партизанском отряде и он, бургомистр, волен распоряжаться родственниками партизан по своему усмотрению. Татьяна и здесь проявила строптивость, на что Владыка владычно распорядился отправить ее в Германию. Однако ей удалось сбежать из вагона, и вместе с отцом Власом Ивановичем, успевшим в это короткое время спустить под откос фашистский эшелон, она уходит в партизанский отряд. А это значит – предвосхищая шаблонную схему подобного рода романических повествований – неизбежно должна встретиться и со своим оскорбителем, и, конечно, своим суженым – Иванко Крутояром.

Так оно и случилось. Пока Иванко совершал свои ратные подвиги, дойдя до сталинградской земли, а потом и до Берлина, Татьянка тоже не дремала и в ночной перестрелке убила своего жениха, дворянского отпрыска и бургомистра Бориса Петровича Владыку.

Дуня Ярмоленко, подруга Татьяны Туркан, повторила сусанинский подвиг, была тяжело ранена, но выжила. Учительница Катерина Сергеевна Полывяная с пением «Интернационала» погибла в сгоревшей школе. Оксана Смолянец тоже погибла, но в Германии.

Кого еще мы видели на ярмарке? Да, была еще Ольга Зима. Ее тоже угнали в Германию. Мать получила от нее два письма, а потом она как в воду канула.

В пересказе фабульной канвы романа «Метель» виден, наверное, налет иронии, рождающийся при чтении беллетристики, написанной по литературным «лекалам», которые десятки лет эксплуатировались неприхотливыми «закройщиками». Мода, говорят, имеет тенденцию возвращаться. Но едва ли это продуктивно для литературы советского образца, в которой слишком велика сила эстетической нормативности, вызывающей при чтении даже четверть века спустя непроизвольную улыбку. Но это не в укор А. Шияну, который сам прошел сквозь горнило войны и воспроизвел многие ее детали, не подмеченные другими писателями. И потому его роман не может быть вычеркнут из литературной летописи Сталинградской битвы, которую, конечно, в романе, тяготеющем к эпопее, автор не мог не отразить.

Описание битвы на Волге А. Шиян начинает с двадцатых чисел августа 1942 года, когда командир батальона капитан Терентий Перелюб, возвращающийся после ранения на фронт из тылового госпиталя, останавливается в небольшой деревеньке на левом берегу Волги. Было это за несколько часов до массированного налета на Сталинград фашистских бомбардировщиков. Перелюбу еще удалось увидеть зеленый бульвар, прямые и длинные аллеи пирамидальных тополей. «Казалось, в городе царит тишина и покой. Солнце клонилось к закату. Медленно розовел горизонт, и розовели облака, которые разбросал по небосводу ветер. Но вот на фоне неба появилась эскадрилья вражеских самолетов. Их зловещего гула еще не было слышно, однако город отозвался на их приближение глухими выстрелами зениток. Начали рваться снаряды, оставляя после себя белые облачка. Эти белые облачка усеяли все небо, некоторое время они плыли за воздушной волной, а потом, незаметно тая, пропали в вышине.