Виталий Смирнов - Воевал под Сталинградом

Первым делом подготовили орудийные площадки. Вымотавшись на них, начали отрывать землянки в крутом обрыве берега. Бой начался на рассвете, когда восточная часть неба стала медленно наливаться розовостью. Каким он был – об этом весь роман «Горячий снег».

Вспоминая о тех кровавых днях в промерзших сталинградских степях, Юрий Бондарев позднее рассказывал: «Я хорошо помню неистовые бомбежки, когда небо чернотой соединялось с землей, и эти песочного цвета стада танков в снежной степи, ползущие на наши батареи. Я пом-ню раскаленные стволы орудий, непрерывный гром выстрелов, скрежет, лязг гусениц, распахнутые телогрейки солдат, мелькающие со снарядами руки заряжающих, черный от копоти пот на лицах наводчиков, черно-белые смерчи разрывов, покачивающиеся стволы немецких самоходок, скрещенные трассы в степи, жаркие костры подожженных танков, чадящий нефтяной дым, застилавший тусклый, словно суженный, пятачок морозного солнца…

Но они не прошли. Мы выкатывали орудия впереди пехоты на прямую наводку перед танками. Железный рев моторов врывался нам в уши. Мы смотрели почти в упор, видя так близко круглые зевы танковых стволов, что казалось, они нацелены были в наши зрачки. Все горело, рвалось, сверкало в снежной степи. Мы задыхались от наползавшего на орудия мазутного дыма, от ядовитого запаха горелой брони. В секундных промежутках между выстрелами хватали пригоршнями очерненный снег на брустверах, глотали его, чтобы утолить жажду. Она жгла нас так же, как радость и ненависть, как одержимость боя, ибо мы уже чувствовали – кончилась пора отступлений…» [32] Елкин А. Судьба книг и рукописей. М., 1976. С. 13.

«Откуда же мы наступали? – вспоминал писатель, побывав в 1980 году в местах своей фронтовой юности, в том числе в Котельниково. – Да, вон оттуда, от пакгаузов. Здание вокзала хорошо помню: оно было полуразрушено, и металлическая надпись «Котельниково» висела наискосок. Я не знал, какое это было число, и только после ранения уточнил – двадцать девятое декабря. Стояли жестокие морозы. Мы взяли Котельниково и захватили немецкие склады, где были уже приготовлены новогодние подарки каждому солдату фюрера: искусственная елочка, мед в банке, шоколад, сигареты… А для меня в Котельникове кончилась Сталинградская битва» [33] Бобров А. Память и ответственность // Литературная Россия. 1980. 22 февраля. .Раненный осколками в левую ногу, он несколько часов пролежал на тридцатиградусном морозе. Обмороженного, его отвезли в медсанбат, а затем в полевой госпиталь для тяжелораненых в Куйбышевскую область.

День, прошедший, как одно мгновенье, остался в памяти Юрия Бондарева на всю жизнь. И не случайно, что первое приобщение к писательству в годы студенчества в Литературном институте началось с карандашного наброска, напоминающего начало «Горячего снега», который затерялся в бумагах. Потом, по верному наблюдению В. Ко-робова, «как своего рода символ солдатского мужества и стойкости, Сталинград врывался во все последующие произведения» Ю. Бондарева [34] Коробов В. Юрий Бондарев. М., 1984. С. 135. .

Герои повести «Батальоны просят огня» Ермаков и Гуляев познакомились в Сталинграде: «Мы с тобой – как родные со Сталинграда шли…». Новиков в «Последних залпах» горько сетует: «Из тех, кто шел из Сталинграда, ни одного не осталось». Сталинградский «мотив» звучит в «Тишине»: «Этот жестокий мороз с солнцем, режущий глаза сухой блеск были знакомы Сергею по сталинградским степям – наступали на Котельниково…»; «…Сергей сказал: – На фронте ненавидел зиму. После Сталинграда на передке возил с собой железную печку даже летом»; «Под Сталинградом после непрерывных бомбежек, когда в пыльной мгле пропадало солнце, он (Константин. – В С) видел людей, которых называли «контуженными страхом». Вспоминает о военном Сталинграде и один из героев повести «Родственники»:

«Знаешь, Олег, что я вспомнил? Ночную атаку немцев на «Красном Октябре».

Не случайно и то, что о заветном «своем» Ю. Бондарев поведал спустя не одно десятилетие после победы, когда были написаны и «Юность командиров», и «Батальоны просят огня», и «Последние залпы», будто боясь расстаться с этим самым «заветным». Одну из причин довольно позднего обращения к непосредственному воплощению сталинградских впечатлений (опосредованно они, несомненно, находили отражение) сам писатель объяснял и сложностью замысла, и необходимостью «дистанцироваться» от пережитого – «лицом к лицу лица не увидать»: «…Концентрация деталей, эпизодов, конфликтов, ощущений, потерь, образов, солдат, пейзажей, запахов, разговоров, ненависти и любви была настолько густа и сильна после возвращения с фронта, что просто невозможно было все это организовать, найти необходимый сюжет, композицию, ясно проявить главную мысль. Сотни сюжетов, судеб, колизий, характеров теснились в неостывшей памяти каждого. Все было слишком горячо, слишком близко – детали вырастали до гигантских размеров, затмевали основное».

За годы, прошедшие с момента написания нескольких страничек, рассказавших о воинском эшелоне, идущем к Сталинграду, и высадке дивизии в голой промерзлой степи, сталинградская тема не раз возникала на страницах бондаревской публицистики, в различных интервью, в публичных встречах и беседах с читателями [35] См.: Коробов В. Юрий Бондарев. С. 135. .

Оживлению воспоминаний способствовала работа над сценарием киноэпопеи «Освобождение», изучение советской и зарубежной литературы о войне и кинохроники, многочисленные встречи с военачальниками и рядовыми солдатами Великой Отечественной. А в 1967 году будущий автор «Горячего снега» едва не встретился в Мюнхене с фельдмаршалом Манштейном, но старый вояка в аудиенции отказал, сославшись на болезнь. «Издатель, – вспоминал Ю. Бондарев, – довольно решительно снял трубку и через справочную узнал номер телефона фельдмаршала. Я хорошо слышал последующий разговор. Старческий голос в трубке надолго замолчал, как только издатель сказал, что господину фельдмаршалу хочет задать несколько вопросов русский писатель, занятый изучением материалов второй мировой войны, в том числе, конечно, и Сталинградской операции.

Длилась томительная пауза, потом старческий голос не без удивления переспросил: «Русский писатель? О Сталинграде? – и опять после паузы, с пунктуальностью военного: – Какие именно изучает он вопросы?» Затем, после осторожного молчания:

«Пусть изложит письменно вопросы». Затем, после длительной паузы: «Я все сказал в своей книге «Потерянные победы». О себе и о Паулюсе». И наконец: «Нет, нет, я никак не могу встретиться. У меня болит горло. Я плохо себя чувствую».