Виталий Смирнов - Воевал под Сталинградом

Перелюб не отрывал глаз от самолетов.

– Небось, нефтебазу поджег, – услышал он голос школьного сторожа. – Вон дым-то какой густой и черный! Не иначе как нефтебаза горит.

Пожар разрастался. Клубы черного дыма поднимались все выше, тянулись к горизонту и, подобно грозовой туче, закрывали небо. Даже солнце спряталось в дыму. Потухала вечерняя заря, а вражеские самолеты все летели и летели к городу, бомбили новые кварталы».

В этот же вечер капитан Перелюб познакомился со старшим сержантом Василием Зайцевым и по приказу командира части выступил в Сталинград.

Перелюб – лицо второстепенное для сюжета «Метели», каких много возникает и исчезает в шияновском романе, густо населенном персонажами. Эпизодичен, в сущности, и образ Василия Зайцева, выполняющий по сути единственную функцию – придать повествованию документальный характер. Но зато его и Перелюба встречи с жителями украинского села Сокирное – Иваном Крутояром, Саввой Булатом, Егором Кудряшом, дотопавшим до Сталинграда после провала Харьковской операции, придают достоверность существования героям, занимающим значительное место в развитии романического сюжета, а значит, и самому сюжету.

Зайцев организует школу снайперов и принимает в нее Ивана Крутояра. А. Шиян рассказывает о тактике использования так называемых «кочевых пулеметов», о чем, видимо, знает не понаслышке, детально описывает весь процесс подготовки снайперов.

«Снайпер должен быть зорким, терпеливым и осмотрительным, – учит Зайцев Крутояра искусству уничтожения врагов. – Конечно, и врагам упорства не занимать, но я нашел для них свой метод. Делаешь куклу, ставишь на бруствер и начинаешь передвигать.

– Любопытно! – негромко воскликнул Иван.

– Чтобы не попасть на мушку врага, разведку местности надо проводить при помощи перископа либо артиллерийской трубы. Оптический прицел снайперской винтовки или бинокль здесь ни к чему. Опыт показывает: если там, где раньше наблюдалось скопление врагов, теперь не заметно ни малейшего движения, значит, в этом месте засел опытный хищник».

Много и других фронтовых мудростей сибирского охотника Василия Зайцева вобрал в себя Иван Крутояр, которому пришлось часами выслеживать врага на Мамаевом кургане. Принял участие Иванко вместе с Зайцевым и в «охоте» на начальника берлинской школы снайперов, так называемого суперснайпера майора Конинга, присланного в Сталинград по приказу Гитлера. Именно Конинг убил снайпера Александра Грязного и в свою очередь «охотился» за Зайцевым. Но русская снайперская школа оказалась удачливее: «Иван взял записную книжку Зайцева, послюнил карандаш и крупными буквами вывел: «Я очевидец дуэли. Зайцев при мне убил фашистского суперснайпера. И.Крутояр».

К сожалению, эпизоды сражения сокирненских колхозников за Сталинград носят беглый и, я бы сказал, ритуальный характер: главный герой «отметился» и в величайшей битве второй мировой войны…

А потом была Победа. Сидор Антонович Гаркуша впряг в ту же телегу тех же лошадей, на которых приехал из Сокирного, привязал ведро, сложил вещи и двинулся в обратный путь, в родное Приднепровье. А в сталинградской земле остался лежать его сын старший сержант Гордей Сидорович Гаркуша.

Вернулся в родное село – в орденах и медалях – Иван Крутояр, оставивший свою подпись на колонне рейхстага. Все военные годы он ничего не знал о судьбе близких и Татьянки, но постоянно думал о ней. И пошли они под венец…

Тут и роману конец.

Юрию Бондареву повезло. Как трем из ста родившихся в 1924 году: он вернулся с войны. Не то чтобы нетронутый ею – но живой. Война оставила память не столько физически – отметинами о ранениях, сколько духовно: такой опыт зачастую оказывался не по силам даже сложившимся характерам. Что уж говорить о тех, кто очутился в горниле испытаний, едва перешагнув за школьный порог. И хотя «во время войны, – по собственному признанию Ю. Бондарева, – мысль взяться за перо не появлялась ни разу», такой «жизненный материал», за которым не надо было с глубокомысленным видом ходить «в люди», должен был постоянно бередить душу: «после фронта странное состояние смутной потребности выразить что-то вернулось».

Но это уже тогда, когда Бондарев поступил – нет, не в Литературный институт, а на…шоферские курсы, потому что, намучившись за военные годы с конной тягой, страстно завидовал «всяческим колесам», – он знал, что в литературе главное – сказать «свое». Для него же главным «своим», ради чего он, «преодолев все сомнения и колебания, отринув все иные пути, пришел в литературу, была неодолимая потребность рассказать о неутихающей ярости танковых атак, о горячечной лихорадке боев, о долгих грохочущих часах и днях на краю жизни, когда каждый миг может стать последним, когда собственное тело кажется неправдоподобно большим и беззащитным, но человек, послушный голосу долга, вопреки самому древнему и, казалось бы, непреодолимому инстинкту самосохранения остается там, где властвует смерть, чтобы победить ее пусть ценой своей жизни» [29] Идашкин Ю. Постижение подвига. Рассказы о творчестве Ю. Бондарева. М., 1980. С. 12–13. .

«Дерзость писать об этом своем, – признается Ю. Бондарев, – возникла внезапно, в двух тысячах километров от дома, однажды в темную июльскую ночь на середине Белой, этой красивейшей реки в России. Капала вода с весел, за лесами розовело далекое зарево над городом, пахло острой речной сыростью, доносились тихие голоса рыбаков с соседних лодок, а где-то на берегу завывала, буксуя, машина, как будто переправлялись мы туда, к зареву, где гудели немецкие танки… И вдруг встали передо мной – высота, другое зарево, орудие, стреляные гильзы. И возникло желание сказать о том, что долго жило во мне подсознательно». Но в первой книге – «На большой реке» (1953) – бондаревское «свое» находится пока на периферии писательских интересов, проявляясь, пожалуй, только тематически в рассказе о любви медсестры Лены и ординарца командира батареи Володи Серова («Незабываемое»), посвященном Лене Строговой – медсестре 89-го стрелкового полка. По наблюдениям Е. Горбуновой, «косвенно и отраженно, иногда весьма драматично, война присутствовала и в других рассказах, возникая то как воспоминания, то как глубокая душевная травма, отраженная в зримых картинах мира, в судьбах людей» [30] Горбунова Е. Юрий Бондарев. Очерк творчества. М., 1989. С. 19. . Из таких рассказов можно назвать «Асы» и «Ночь перед наступлением».

Но в них война предстает в весьма обобщенном виде, без учета, если так можно выразиться, «узкой» фронтовой специализации будущего писателя, без учета тех локальных впечатлений, которые особенно потрясли его. А это, несомненно, был Сталинград.