Илья Эренбург - Золотое сердце. Ветер

Она нам грозит генералом Руисом?

По моему процесс слишком затянулся… надо торопиться…

Я не люблю слушать — только подписывать.

2-ой судья.

К тому же она уверяет, что ее поступок революционный —

Как будто она стреляла в короля, а не в Гонгору.

Конечно, естественно ее желание все правила морали перепутать,

Но для нас ее речь — оскорбление революции.

Народ, ты слышишь, как оскорбляют твое священное знамя?

(Голоса за сценой:

Смерть! Смерть Романьес!)

Пабло.

В ее словах проследить уместно

Обычные уловки роялистов:

Грубые интересы

Прикрываются мистикой.

Вместо объяснения причин — описание моря, как будто мы поэты.

Вместо определения полученной суммы — разговоры о ветре.

«Кто-то третий» — отсутствие третьего установлено точно наукой,

И мы не можем терять времени, слушая эти глупости.

Для нас обвинение доказано, но мы сделаем все что полагается.

Если кто-либо из граждан хочет защитить обвиняемую,

Пусть выступить.

(Голоса за сценой:

Позор! Защищать роялистку!

Никто не хочет защищать!

Дайте нам ее! расстрелять!)

Гонгора.

Я хочу выступить защитником гражданки Альды Романьес.

Пабло.

Вы, Гонгора? Какое странное желание…

1-ый судья (второму) .

Неистовый! Он, верно, хочет, защищая обвинить.

2-ой судья.

Иль просто красноречие выявить и всласть поговорить.

(Голоса за сценой:

Тише, тише!

Гонгора будет говорить!)

Гонгора.

Граждане, чтоб не заглохли нежные побеги Коммуны молодой

Надо выдергивать сорные травы умелой рукой.

Вы знаете, что ни разу эта рука не дрогнула,

Карая врагов народа,

Я в рай послал не мало роялистов.

Недаром аристократы прозвали меня «неистовым».

1-ый судья.

Ваши заслуги очевидны.

Мы с радостью подпишем этот приговор.

(Голоса за сценой:

Браво, Гонгора.

Смерть убийце!)

Гонгора.

Я знаю — вы истинные революционеры,

Но революция умеет быть и милосердной.

Конечно, эта женщина аристократка.

Я сам требовал смерти ее брата.

С врагами мы неумолимы,

Но Альда Романьес невинна.

(Голоса за сценой:

Как невинна?

Слышите?

Тише! тише!)

Я расскажу вам все, что было:

Она ко мне пришла и плакала.

Плача, она у меня просила

Отдать ей труп казненного брата.

Усталый, после бессонных ночей, как будто в бреду, теряя сознание,

Я начал смеяться над ее слезами.

Я поносил ее брата, я довел до исступления

Бедную, униженную женщину.

Тогда не в силах терпеть больше,

Чтоб прекратить мои насмешки и угрозы,

Она схватила со стола револьвер,

И выстрелила — не в меня, в воздух.

Альда.

Неправда! это ложь!

Гонгора, зачем ты лжешь?

Судьи, он лжет! Он над Диего не смеялся.

Я пришла чтоб убить, я метила, но не попала.

Пабло.

Гражданка понимаете ли вы, что вы сказали?

Понимаете ли, что вы в Верховном Трибунале?

Вы рассуждаете по детски,

Как может Гонгора ошибаться? он! лучший диалектик!

Гонгора.

Вы сами видите — это ошибка. Казнить ее безумно.

Из нее может выйти честная гражданка Коммуны.

Мы не королевские судьи, у нас есть совесть и право.

Невинных мы оправдываем,

Этот приговор покажет миру,

Что в руке революции не только меч, но олива мира.

(Голоса за сценой:

Браво, Гонгора! Браво, Неистовый!

Оправдать ее! Выпустить!)

Пабло.

Речь гражданина Гонгоры внесла существенные изменения

В пользу подсудимой.

Мы имеем дело не с контрреволюционным покушением,

Но лишь с отсутствием душевной дисциплины.

Мы можем вынести оправдательный приговор.

1-ый судья (про себя) .

Какая обида!

Альда.

Вы не смеете меня оправдать. Уж окончена жизни дорога.

Я сделала все, что могла. Теперь я свободна.

Я прошла, протекла, и остыл уже беглый след.

Мне больше нечего делать здесь, на земле.

Смертный грех приняла, его смоет лишь смертная мука.

Только смерти одной я смогу протянуть эту руку.

Я слишком любила и слишком грешила.

У меня хватит сил умереть, но жить я не в силах.

Пабло.

Это нас не интересует. По всей вероятности вы будете,

Как и все граждане, заниматься производительным трудом.

Нам дорого революционное правосудие,

Красный закон.

(Входит Педро)

Педро.

Граждане, они решились выступить!

Смерть роялистам!

Подкупленная рота сдала арсенал.

Я ранен в руку. Я девять негодяев расстрелял.

Я нашел на одном записку. Сомнений нет.

Их план таков: арестовать комитет,

Расстрелять Неистового,

Ночью в город впустить солдат Руиса.

(Голоса за сценой:

Да здравствует Гонгора! Да здравствует Неистовый!

Смерть роялистам!)

Альда (потрясенная, про себя) .

Пресвятая Дева, какое испытание!

Огради! Отведи его руку, как мою отвела Ты.

Гонгора (Альде) .

Гражданка Романьес, что с вами?

Вы так опечалены неудачей ваших соратников?

Альда.

Я молюсь обо всех, кто в эти ночи глухие

Встает, идет куда-то,

Покорен темной стихии,

Подымает руку на брата,

В чьей руке занесенный меч.

Я молюсь о жертве и о палаче…

Педро.

Еще стреляют на Монастырской улице.

Мы окружили их. Мы расправимся с ними.

Жаль, главари ускользнули,

Но мы поймали трех зачинщиков.

(Страже)

Введите их.

(Голоса за сценой:

Смерть роялистам!

Вводят Духовника, Поэта и Луиса!)

Поэт.

Куда меня ведут?

Я понимаю концерт, театр, но причем тут суд?

Духовник.

Почему меня арестовали? Ведь это ошибка!

Я шел по улице и повторял «ave Maria», к тому же очень тихо.

Я все декреты соблюдаю строго:

Нет власти, аще не от Бога.

А может быть, я в этот миг Коммуну прославлял?

Если угодно, я тотчас же окроплю святой водой Верховный Трибунал.

(показывая на Альду)

А эта женщина преступила запреты Церкви.

Я именем апостола Петра кляну ее поступок богомерзкий.

Покушение на правителя безнравственно, так рек святой Августин, святой Бенедиктин, святой Дамаскин,

Судите ее! а меня отпустите! я не священник даже… я почти что гражданин…

Поэт.

Я тоже попал случайно. Я писал последний сонет,

О том, как купаются в Ипокрене обнаженные скифы.

Я не политик — я поэт, эстет, анахорет.

Меня интересуют только рифмы.

Если вы хотите — я здесь же составлю оду.

В строго революционном стиле,

Прославлю вольную Коммуну и свободу,