Владимир Кожевников - Забытый. Литва

— О Господи! Хватит на сегодня. Ты, поди, устал?

— Пить хочется...

— Пойдем, пойдем! Я тебе кваску с брусникой... Ты запомнил чего-нибудь? Наговорил я тебе... — Старик хихикает виновато, травы — его слабость.

Митя передергивает плечами:

— Запомнил. Почти все... Завтра проверишь. Правда, устал что-то. Пить...

— Да, да! Пошли! Э! Вон, Федька вернулся. Ну-кося, попробуй, напугай его!

Мальчик несмело подходит к козлу, оглядывается. Старик ободряюще машет рукой:

— Давай, давай!

Козел деловито тыкается носом в ладонь, в живот, ожидает чего-нибудь вкусненького. Митя берет его за рог и заглядывает в глаза, Козел замирает, потом начинает вырываться. Митя делает жест. Козел вырывается и с недовольным меканьем не спеша убегает в сарай. Дед смеется:

— Ну как?

Митя с сомнением пожимает плечами:

— Да он и так убежал бы, наверное. Они ведь не любят, когда за рог.

— Не скажи. Теперь ласкаться к тебе он никогда не подойдет.

— Ну-у... — Мите становится жалко, — зачем же тогда было пугать? Он ласковый... И смешной, мне с ним весело было... Зачем?

— Затем, что убедился теперь — можешь! Сила в глазах есть.

— А обратно нельзя?

— Нет, все! — жестко отрубает старик. — За все надо платить.

Мальчик не верит. Он бежит в сарай к Федьке, бросается к нему, хочет погладить, как тот любит, за ухом, но Федька, громко блея, кидается прочь. Митя выходит из сарая озадаченный, со слезами на глазах. «Значит, не обманывал дед, значит, вправду могу... Но тогда?..» Ему вовсе не радостно от такого открытия, а горько и жалко. «Как он сказал? За все надо платить. За что, «за все»? Вот за это умение? Но ведь так всех друзей растеряешь. А если не пугать? Если б я Федьку не напугал?»

— Деда! А если б я его не напугал, он как? Сам не сбежал бы? — Митя почти умоляюще смотрит на старика. Тот подходит, гладит ласково его сивую голову:

— Тогда ничего. Ты думаешь, почему я тебе Шарика не дал пугать? Мальчик улыбается сквозь слезы, облегченно, но дед не дает ему радоваться:

— Но ты запомни: если не хочешь кого напугать, в глаза тому не смотри! От греха... Понял?

— Понял! — Митя хоть и не понял, но обрадовался страшно; можно, значит, оставить все как есть, если осторожно!

— А почему? Что, глаза у меня, что ли, нехорошие?

— Хорошие, хорошие, — дед улыбается, — но тяжелые. Как у меня почти... Я давеча не рассчитал сдуру, переломил, чуть беды не наделал... Но ничего, подрастешь, еще силы наберешь. Редко такие-то глаза бывают. Я вот давно живу, а такие первый раз встречаю. Ты не бойся, но знай. Ты должен знать. Вот посмотри на меня, не бойся.

Митя с опаской поднимает глаза. Видит темные сполохи в глазах старика, но слабости, тошности в себе не чувствует. Правда — страшно! Старик отворачивается:

— Вот видишь? Ничего и не случилось. А оттого это, что у тебя тоже сила в глазах большая. Но ты ее в дело не пускай как зря, а только при великой необходимости.

— Это когда же — при необходимости?

— Ну, медведь на дороге встанет... или лихой человек... А так — смотри! А то всех вокруг себя распугаешь.

Мальчик осознает только, что заимел что-то грозное, опасное, что может наделать много бед.

— Деда, а ты не сможешь его как-нибудь назад?

— Федьку? Нет! Тут и я ничего не могу. Тут ошибаться нельзя. Ошибся — не исправишь. Тут очень осторожным надо быть!

— А что, с человеком тоже что ли так?

— Хых! Еще как! Человеку и рукой иногда показывать не надо, только взгляни.

«Ну что за наказание! И что это за глаза такие? Как я узнаю, как с ними быть? Что можно делать, а что нет? Кто мне скажет, кто поможет?» — мальчик расстраивается до слез.

— Я помогу! Не бойся! С нами Бог, сынок! С нами Бог. — Дед обнимает его крепко за плечи, ведет в избу. — Успокойся, всему свое время. Все мы с тобой уладим, все разузнаем... Пойдем, посидим, кваску попьем, с брусникой...

— Воевода! Монахов след отыскался! — Станислав, начальник разведки, влетел к Бобру в горницу взвинченный, запыхавшийся.

Бобер сидел перед жарко пылающей печью, вытянув к огню ноги. На дворе стоял конец октября: сырость, холод, мерзость. Бобер только что вернулся с дальней заставы, устал, промок. На крик Станислава он, как ни странно, даже не повернулся, откликнулся невнятно:

— Где отыскался?

— В Новогрудке у Кориата сидит!

— Ну.

— Чего — ну?! Воевода, ты что?! Монах отыскался!! — Станислав, горячий и сам по себе, сейчас аж вибрировал, не мог стоять спокойно, топтался, как конь перед скачкой. — Что делать будем?! Давай, я его сюда приволоку! Разузнаем! Или хочешь — там его кончим. Говори!

Бобер молчал.

— Чего молчишь?! Оглох? Говори, что делать!

Бобер повернулся наконец к Станиславу тяжело, всем туловищем, поманил к себе пальцем, тот кинулся, пригнулся, преданно заглянул в глаза.

— Монаха пальцем не трогать. — Бобер глянул жестко и приложил палец к губам. — Кто весть принес?

Станислав, ничего не понимая, таращил глаза:

— Егор. Ты ж его в Новогрудок посылал. А с ним Митя с Федькой.

— Какие новости привезли? Князь Кориат дома?

— Нет. Князь, говорят, аж в Ордене, с посольством. Может, до сих пор не знает ничего.

— А что княгиня?

— Поахала, говорят, да гонца к Кориату отправила.

— А говоришь — не знает. Что еще?

— Больше ничего.

— Про монаха уже раззвонили небось?

— Бог с тобой, воевода! За кого ты нас считаешь? — обижается Станислав.

— Разведчикам прикажи молчать. А то вся Бобровка в Новогрудок кинется монаха добывать. Монаха, говорю, не трогать. Не виноват он.

— А чего ж сбежал?

— Напугался. Что его тут из-за Мити за яйца подвесят. Ты бы не сбежал на его месте?

— Нет!

— Ну и дурак. Иди, скажи Егору и ребятам его.

— Как прикажешь, воевода... только я бы...

— Иди, иди...

Станислав, сникнув, уходит.

«Ах, отчаянная башка! Зачем же ты на рожон-то полез? Действительно, в змеиное логово. Ведь там тебе куда ни сунься — п...ц! Кориат сгоряча, как узнает, прихлопнет. Он не тронет, княгиня изведет. И что мне тогда делать? Так и держать Митю на болоте, пока княгиня не... Или самому убийц к ней подсылать? — Бобер кладет руку на грудь и поднимает голову. — Простите меня, великие Боги! А может, он решил — сам?!.» — и в мысли его заползает ужасная догадка.

— Дед, когда ж монах придет?

Этот вопрос надоел деду несказанно, мальчик трастит его уже шестой месяц. На дворе январь (48-го), трещат нешуточные морозы. Болота позамерзали, снегу навалило. На зайцев можно охотиться вволю. В заячьей охоте Митя заткнул деда за пояс: и петли ловчее ставил, и так с луком на тропе мастерски косых подкарауливал — Алешкина школа.

Сейчас они вернулись с охоты, притащили пять крупных беляков. Митя сдирает шкуры, а дед взял приглянувшуюся тушку, освежевал, готовится варить похлебку. Похлебка дедова страшно нравится Мите, густая, наваристая, с капустой и брюквой, с какими-то лесными травками. Одно жалко — хлеба нет. Да Митя уж привык, репу пареную вместо хлеба прикусывает.