Владимир Кожевников - Забытый. Литва

Этого уже старик не смог вынести. Он выскочил в промерзшие сени, ткнулся лицом в развешанные по стене пучки трав и по-детски, со всхлипами, разрыдался.

Бог и дьявол всегда рядом, а из людей кто уповает на первого, кто надеется на второго, но каждый думает, что он прав, однако на этом не останавливается, начинает считать неправым другого, но и на том не успокаивается, а пускается этого другого поправлять. Тут и начинается...

Интересно, к чему бы пришел человек XIV века в осмыслении окружающей его действительности, имей он теперешние информационные возможности?

Тот же Олгерд. Те же Любарт с Кориатом. Ну, эти-то по меркам того времени знали много — положение обязывало. И то... А вот взять нашего отца Ипатия или, тем более, деда Ивана?

Может, подумал бы каждый из них, что наступает, — да что там наступает! — уже наступил, идет, в самом разгаре! — Армагеддон!

Судя по тому, что творилось, — вполне!

Век словно с катушек спрыгнул, обезумел. Хотя, если призадуматься и рассудить, мало мы отыщем времен, не заслуживших такой оценки, да и найдем ли вообще, — тем не менее...

На западе разгоралась Столетняя война, втянувшая в свою орбиту в конце концов почти всю Европу, и уже произошло одно из самых ужасных и, с точки зрения главных действующих лиц эпохи — рыцарей, истреблявших друг друга хотя и жестоко, но «по правилам», соблюдая перерывы на обед и церковные праздники, несправедливых и оскорбительных для благородного сословия событий.

В прошлом (1346) году, в сотне верст от города Кале простые английские мужики перестреляли из своих огромных луков полторы тысячи благороднейших рыцарей Европы, как кроликов, отчего остальные десять тысяч, может, с досады, а может, с горя — кто их, благородных, поймет? — порубив и передавив собственную пехоту, разбежались. И банды наемников, бывших в сотню раз страшней любых разбойников, так как никого не боялись, ибо имели официальный статус, захлестнули ту часть земли, которая теперь называется Францией, и залили ее слезами и кровью.

Папский престол неустанно хлопотал о расширении своих владений и бредил возрождением крестовых походов. Направить их по старой дороге, где могущественные сарацины давно и крепко прищемили хвост защитникам гроба Господня, было уже невозможно, зато вырисовывалась заманчивая перспектива двинуться на восток вдоль балтийского берега. Здесь у папы был могучий форпост — орден Крестоносцев, возникший еще в 1237 году в результате слияния орденов Тевтонского и Ливонского. Очень важно, как прекрасно совпали здесь интересы божьи и людские, то есть алчность немецких рыцарей до новых земель и папы до новой паствы. Ведь соседи с востока были язычниками: их надо было просвещать, их надо было обращать. Тем самым грабеж и убийство непросвещенных литвин превращались в богоугодное дело. Почему бы не ограбить и не убить, если это во славу Божью?!

Если даже не смотреть дальше на восток — на Русь и раскинувшуюся за ней Орду, а далее Мавераннахр, Арран и проч., где творилось вообще черт знает что, если не вспоминать, что на все это, на весь этот копошащийся муравейник особей, упорно друг друга уничтожающих, на европейцев и азиатов, христиан и язычников, злодеев и праведников, старых и малых — всех без разбору, периодически наползала еще и «черная смерть» — и то: чем вам не Армагеддон?! А если посмотреть?! Ведь чума выкосила в XIV веке 2/3 населения Европы!

К счастью для себя, люди, жившие в Новогрудке, в Луцке, Бобровке, в лесах и на болотах Волыни, знали очень малую частичку этих ужасов.

Это ведь древние мудрецы, жившие относительно разумно и благополучно, говорили, что «всякое знание есть благо». После них христианский мудрец сказал уже совсем другое: «Во многой мудрости много печали». А простой крестьянин и заключал просто: «Меньше знаешь — крепче спишь».

Не знали и не стремились знать, что там, вдали. Знали только, что вблизи, а вблизи было обычное: разбой, война, потери и добычи, кто смел, тот и съел, не зевай — поворачивайся, ты не укусишь — тебя сожрут. Вот и вся мудрость. И руководство к действию. Всем! А князьям особенно.

Орден висел над Литвой непреходящей угрозой. Его цели были всем понятны и, как мы уже убедились, перед Богом оправданы: искоренить язычество, насадить святую веру, что на обычном языке означало, разбить и разграбить Литву, наставить там своих замков, непокорившихся язычников сжечь, покорившихся крестить и превратить в подданных Ордена. А дальше — начать войну с православием, заблуждением во много раз худшим, чем язычество, идти на восток, утверждая святую веру.

Литва, в первую очередь в лице Олгерда, была с этим категорически не согласна. Олгерду вообще на христианство было глубоко наплевать, его вполне устраивал Перкунас с его окружением. Литовский глава не терпел (а кто потерпит?!), когда лезли в его дела, требуя к тому же, чтобы он отрекся от своих богов и начал креститься. Орден требовал делать это слева направо, русские священники — справа налево, и обещали и ему, и друг другу за несоблюдение требуемых правил — на небе геенну огненную, а на земле оторвать башку.

Олгерд искренне изумлялся, а брат его Кейстут возмущался аж до бешенства — какая Богу разница, если кто-то, обращаясь к нему, махнет рукой справа налево или наоборот! Какая глупость! И этому богу надо поклоняться?!

Но для тех, кто к ним приставал, разница, оказывается, была, да такая, что они из-за нее готовы были перегрызть друг другу глотки.

Коли бы только друг другу — Перкунас с вами, грызитесь! Но ведь они и Перкунаса не хотели оставить в покое!

Православные христиане, атаковавшие бедных литвин с противоположной стороны, и тактику имели противоположную. Если Орден грозил войной государству извне, то православные подтачивали язычество «изнутри», разлагали, так сказать, и до того обнаглели, что в прошлом году недалеко от Вильны, под самым носом у Великого князя разорили языческое капище, а деревянных идолов сожгли. Это было уж чересчур!

Не найдя виновников, Олгерд все-таки нашел способ дать христианам почувствовать, кто в Литве хозяин. Он ревностно соблюдал языческие обряды и на очередное жертвоприношение Перкунасу нарочно пригласил весь свой двор, больше чем наполовину состоявший из христиан. Все поняли, куда клонит многомудрый князь литовский. И испугались. Не испугались лишь трое его русских придворных: Антон, Иван и Евстафий, заявившие, что в Перкунаса не верят, а потому и в действе сем участвовать не будут. Чем и привели Олгерда «в гнев велик». Их схватили, жестоко пытали огнем (видимо в напоминание о сожженных идолах) и повесили.

Предполагалось, что христиане притихнут, оказалось — наоборот. Казненных возвели в ранг мучеников, языческих богов начали проклинать, русское население заволновалось.