Владимир Кожевников - Забытый. Литва

Иоганн быстро, на одном дыхании нашептывал Дмитрию перевод, и тот по мере продолжения речи подбирался и сжимался в комок, у него даже челюсти сомкнулись и, кажется, скрипнули зубы: «Вот, опять какой-то подвох?! Может, теперь они тебя разденут в торжественной обстановке, да на вертел, вместо поросенка?.. Хотя... Зря, что ли, Леонард говорил... Не бзди раньше времени...»

— ...Так это или нет, мы не узнаем. Но великое рвение барона Ульриха в службе Господу и Ордену навсегда останется примером для нас и для тех, кто придет нам на смену! Если бы он остался среди нас, то сотворил бы еще много славных дел!

Дмитрий заметил, как при этих словах важные соседи склонились друг к другу и зашептали что-то. Как будто даже с улыбкой.

— О чем они? — прошипел он Иоганну. Тот шагнул к рыцарям. Между тем оратор торжественно закончил:

— Но Господь призвал его к себе! Так пусть он останется в сердцах живущих вечным образцом служения вере! Мир его праху! — он плеснул из кружки на стол и выпил. Рыцари в полном молчании последовали его примеру. Но на их лицах Дмитрий так и не заметил скорби. Это несколько воодушевляло.

Он потянул из кружки и чуть не отшвырнул ее: «Господи! Да это самогонка! (Ее-то Дмитрий ненавидел больше всего на свете!) Да еще как будто разбавленная, слабенькая — одна вонь!» — Но куда деваться? Он подержал кружку у рта и осторожно поставил. Кажется, никто не заметил.

Гул голосов стал быстро нарастать, — видно, шнапс подействовал! — и вскоре поднялся такой гвалт, что уж и соседу приходилось чуть не в ухо кричать.

Вдруг сзади, уже не шепотом, заговорил Иоганн. Дмитрий даже вздрогнул:

— Я почти не успел... Они говорили что-то насчет большого облегчения для Магистра, что на его месте они бы наградили этого юношу, тебя то есть, очень щедро.

— Да?! — Дмитрий приободрился. Настроение сразу поднялось, перестали давить настороженность, ожидание подвоха. Стало легко. Он чуть заметно подмигнул Иоганну:

— Ты мне больше этой... Этого шнапса не наливай. И той га... Вина того — тоже. Меды за этим столом есть?

— За столом нет, но я могу принести!

— Давай! Постой! Перед сном прислуживать мне кто, ты придешь?

— Должен...

— Ладно, там и поговорим.

За столом веселье пошло не на шутку. Общий грохот разговоров стал уснащаться тут и там вспыхивавшими, грозными и мрачными на слух песнями, ужасными выкриками и взрывами грубого хохота.

Через час рыцари начали валиться под столы. К упавшим бросались слуги, поднимали, брызгали водой в лицо, давали что-то нюхать, уводили из зала.

Дмитрий с интересом озирался, а в голове крутилась лишь одна, и то никчемная мысль: «Не знаю уж, как там в бою... Но в выпивке немцы не крепки, нет! Не крепки!»

Он, правда, и сам несколько «плыл», ему было хорошо и все равно, а все люди вокруг стали милыми и симпатичными. Дело в том, что Иоганн притащил ему кувшин питья по душе, и Дмитрий стал отхлебывать из кружки чаще. Мед был слабоват, но вкус и особенно запах были у него точно как у лесной земляники и проникали аж куда-то за уши.

Дмитрий, распробовав, сразу плеснул из кувшина сидевшему рядом Байгарду:

— Ну-ка, попробуй!

Тот сделал глоток, другой, раздул ноздри и блаженно втянул в себя воздух:

— О-о! Это бьет и в живот, и в затылок сразу!

Они пили этот мед вдвоем, потому что никак не могли привлечь внимание сидевших напротив Кориата с Леонардом, которые сильно увлеклись беседой с важными соседями, потерявшими к этому времени всю свою важность и так хохотавшими, что то и дело отирали пот, слезы и сморкались в чудовищных размеров платки.

Дмитрий глянул на Магистра. Тот изо всех сил прислушивался к тому, что говорил Кориат, даже шею вытягивал, и тоже хохотал, хотя очень старался соблюсти величие и важность в облике.

— Что он им говорит?

— Байки травит, — равнодушно отозвался Байгард. — У него этих баек... Откуда только берет... И главное — не повторится никогда. За это его и любят. Все! И немцы, и поляки, и русичи... И свои, и чужие.

— И татары?

— Нет. Татары баек не понимают. Потому он там и не прижился.

— Ну пускай травит. Сам будет виноват, если ему не достанется. Давай тогда своих, что ли, соседей угостим. Плохо без языка-то, как без рук.

— Каких соседей?

— А вот... — Дмитрий поворачивается, но обоих важных баронов рядом с ним уже нет. — Где же они?! — он заглядывает на всякий случай под стол. — Нету! Вроде и не падали...

— А на кой черт они нам? — равнодушно жмет плечом Байгард.

— Действительно! Нам больше достанется.

Но тут на освободившееся место подсаживается разодетый в пух и прах красавец, совсем не похожий на рыцаря. Длинные черные, мастерски завитые колечками волосы, тонкие усики, маленький клинышек бороды, тонкий орлиный нос, темные глаза и какое-то невысокомерное, естественное благородство в облике, жестах, взгляде. Какой, к черту, рыцарь! Это что-то не то!

Он хлопает Дмитрия по плечу и начинает картавить что-то горячо и непонятно. Дмитрий беспомощно оглядывается на Иоганна, но и тот пожимает плечами. Незнакомец видит, что его не понимают, и принимается долго и мучительно объясняться с Иоганном. А потом очень медленно, тяжело говорит по-немецки. Иоганн переводит.

— Это француз, французский рыцарь Шарль де Ла Круа...

— Уи, уи, Шарль! — рыцарь протягивает руку (Дмитрий пожимает ее), улыбается. — Же ма пель Шарль! Этю? Дамитрий? Нес па?

— Да, Дмитрий, — понимает без перевода Дмитрий и тоже улыбается. Они хлопают друг друга по плечам. Дмитрию очень нравится этот непосредственный парень. Главное — не немец! Ведь рыцарь, барон, поди, какой-нибудь, а не заносится, не чванится, ишь какой симпатяга! Немец тут как бы сейчас надувался, а этот...

Дальше приходится слушать Иоганна:

— Он очень недавно здесь, всего две недели. Прибыл из Франции, решил посвятить себя Богу.

— Что так, почему?

— Потому что Франция погибла.

— Что такое?!

— Во Франции идет война. Вы знаете? Уже почти тридцать лет. Вы знаете, да? И конца ей не было видно. Но полтора месяца назад... Произошла битва, которая, вероятно, положила конец и всей войне, и существованию самой Франции. В ней погиб весь цвет французского рыцарства, а король Иоанн (вы знаете, его зовут Иоанн Второй) попал в плен к англичанам. Я участвовал в этом сражении. О Боже великий и милосердный! Мой дорогой друг, я видел, как вы сражались сегодня, это было блестяще, я искренне поздравляю вас с победой! — Француз снова хлопает Дмитрия по плечу, даже треплет по щеке, но это не выглядит фамильярностью, вот ведь странно! Дмитрий благодарит, улыбается, тоже похлопывает француза по плечу и наконец находит окошко в его насыщенной речи, сует ему в руку кружку с медом и чокается своей. Тому ничего не остается, как замолчать и выпить. Тут же лицо его так меняется, выражает такой восторг, что Дмитрий с Байгардом дружно смеются, а Иоганн на какое-то время забывает о своей миссии переводчика. Но Шарль, многословно выразив свой восторг от великолепного литовского меда, не теряет нити разговора, возвращается к прежней мысли: