Владимир Кожевников - Забытый. Литва

— Да ну, — Леонард отходит от Кориата, — наплевать им на законы рыцарства! Видел я таких поединков уже не один. Как только посольство, так задирают, всегда какая-нибудь пакость. А поединок... Если б ты убил важного для Магистра человека, нужного или любимого, ты бы, пожалуй, теперь уже в клетке сидел. Да и все посольство могло загреметь... Нет! Тут что-то... Похоже, чем-то ты им угодил, помог! Не знаю пока — чем, но угодил, несомненно. Попозже узнаем. Даже вот на этом приеме, наверно. Пьянка будет большая, чувствую. Так что ты перед тем, как идти, кусок масла съешь, чем больше, тем лучше.

— Зачем?

— Чтоб не опьянеть.

— Да я не пью! Я вовсе пить не буду!

— Нельзя! Обидеть можешь! И на новую неприятность нарваться. Зачем судьбу испытывать? И так нам по твоей милости досталось... Видишь вон, с отцом что?..

— А что? Нажрался с радости, да и все.

— Да что ты говоришь?! А ты видел — его во время боя с балкона унесли?! — взрывается Леонард.

— Да... Во время боя ему, конечно, только и дел было, что на балкон смотреть, — невозмутимо вставляет Байгард.

Дмитрий фыркает, а Леонард смущается:

— Ну не на балкон... Ну так пусть знает! А монаха видел?

— Не-ет...

— Так посмотри пойди! А нам каково было?!

— Можно подумать, нам было страшней, чем ему, — снова невозмутимо вставляет Байгард.

— Ну не страшней... Да кончай ты, умник! А то не трясся ты, как овечий хвост, и за него, и за все посольство!

— О-о-о!

— Ладно, князь, иди с Богом, готовься!

Дмитрий идет искать монаха. Долго тыкается туда и сюда, плутает, спрашивает по-русски и по-литовски, но встречные пожимают плечами, сторонятся, разбегаются.

Махнув рукой, Дмитрий возвращается к себе и видит: за столом отец Ипат в обнимку с Гаврюхой. В руках у обоих огромные кружки.

— Гаврюха, цыц! — кричит Дмитрий, и тот испуганно роняет кружку. — Ты как здесь оказался?! Ты нашел, кого я просил?!

— Не-а! Я сунулся туда-сюда, на отца Ипата вот наткнулся, а он говорит — не надо!

— Мудрец! Почему не надо?! — Дмитрий смотрит на монаха, тот молчит. Лицо его, красное и мокрое (от слез что ли?) расплывается. Он отпускает Гаврюху, досасывает из кружки, встает и, раскрыв объятия, направляется к Дмитрию обниматься.

Дмитрий не находится, что сделать. Монах хватает его своими лапищами, тискает, лезет целоваться, обслюнявливает обе щеки, слезы градом катятся у него из глаз, он бормочет неподобное:

— Я знал... знал... Завтра за реку, за шиповником!.. Накормлю... Там ягоды красные, круглые и оранжевые, длинненькие такие... Я уж думал — все! Да и все мы тут думали...

— Отче, не бреши! Я так никогда не думал! — не совсем твердо отзывается Гаврюха.

Но монах его не слышит:

— ...а ты вдруг про шиповник! Я сра-а-зу понял, сра-а-зу занадеялся!.. — его шатает так, что не случись на дороге Дмитрия, загремел бы под стол. Тот хватает его за руку и за ворот:

— Отец Ипат! Слушай меня внимательно! — смотрит пристально в глаза, но монаху все до лампады, он пьяно улыбается и тянет:

— Слушаю тебя внима-а-ательно!.. Я всегда слушаю тебя внимательно... А теперь еще внимательней!..

Дмитрий сокрушенно мотает головой:

«Черта от него теперь добьешься!» — но все-таки кричит в ухо:

— Нам вечером на приеме у Магистра быть! В приличном виде! А ты нажрался — глаза врозь!

— X... я клал на твоего Магистра! И на его прием! Я лицо неофициальное! Хха! Ха-ха! Я лучше вот тут с Гаврюхой — хлобысть! А потом — трали-вали!

— Ну уж дудки! Гаврюха, давай скипидар. — Сейчас!

— Нне-е жалаю!! — ревет монах.

— Черт с тобой! Гаврюха, не надо скипидара! Пусть накачивается. Но сам — ни-ни! Приведи себя в порядок и давай, действуй!

— Что? — не понимает тот.

— Собери старших дружинников, предупреди! Чтоб доспех парадный! Мне парадную одежду, отцу, Байгарду с Леонардом. Сам тоже! Слуг всех на уши поставь! Чтобы живо! А то не посольство, а кабак: князь без чувств, отец Ипат — свинья-свиньей! Главные советники над князем хлопочут, а дружина сама по себе. Никому ни до чего!

Гаврюха бросается исполнять, а монах наливается обидой. Плюхается на скамью, подпирает щеку рукой, смотрит исподлобья:

— Из-за него, засранца, сколько волос седых прибавилось, — ведет по выстриженной макушке, ищет волосы, наконец, дергает где-то за ухом. — На, смотри! — сует Дмитрию под нос три темно-рыжих волосины. — А он: «Свинья! Свиньей!» Сам ты свинья!

Дмитрий хохочет:

— Ты почему запретил Гаврюхе слугу искать?

— На что он тебе?

— Расспросить. Он в друзья набивался, помогать лез...

— Он набивался, он пусть и ищет. Тебе-то зачем? Не лезь ты сам никуда! Опять вляпаешься! Не наелся еще, что ли?! — неожиданно трезво и осмысленно отчитывает его монах.

Дмитрий таращит глаза:

— Отче! Ты правда пьян или притворяешься?

— Не твое дело!

— Ты будешь скипидар нюхать или нет?

— Нежжалаю!

— Тогда иди к себе и там хоть залейся, а мне не мешай, мне к приему надо приготовиться.

— Не ходи!

— Ишь ты! А вдруг они обидятся?

— Не ходи! Пойдем лучше со мной... Ко мне...

— Еще на один поединок нарваться?

— Божже упаси!!

— Вот и я думаю... Ты мне что сейчас сказал?

Монах долго тупо смотрит перед собой, потом вдруг встает и молча, сильно шатаясь, идет к двери.

— Ты куда?

— К себе... Как приказано...

И вот вечером...

Посольство подвели к роскошно украшенным, сходящимся вверху к середине пикой дверям какого-то (как потом оказалось, пиршественного) зала. Остановили. Расставили парами. Тщательно пересчитали. Дмитрий оказался во главе одной из цепочек, рядом с отцом. За отцом стоял Леонард, за Дмитрием Байгард, дальше дружина.

Через какое-то время двери распахнулись, и их ввели.

Зал был огромный, с узкими длиннющими окнами, забранными разноцветными стеклами, и, как показалось Дмитрию, очень высокий, потому что потолка не было, просто стены на определенной высоте начинали склоняться друг к другу и сходились где-то там, очень высоко.

Рыцари уже чинно стояли за столами. Столов этих, широких, но от чудовищной длинны казавшихся узкими, было три. Они располагались торцами ко входу, средний был отодвинут подальше вглубь, во главе его, на кресле с высоченной узорчатой спинкой сидел Великий магистр Генрих фон Арфберг.

Справа и слева от него сидели по два рыцаря ужасно важного вида — важней, чем сам Магистр. Кто это были, заместители Магистра, важнейшие бароны или уважаемые старейшины Ордена — знал, может, лишь Кориат, но спрашивать его было уже поздно, потому что их развели по разные стороны стола и остановили рядом с этими важными рыцарями, позади пустых кресел, явно предназначенных для гостей.

— От имени великого Ордена крестоносцев я приветствую посольство нашего друга, Великого князя Литовского Олгерда! — громко, торжественно провозгласил Великий магистр.