Владимир Кожевников - Забытый. Литва

Дамы особенно заметили это.

— Почему литовский посол так переживает? — шептались они между собой, — неужели он думает, что поражение от рыцаря Ордена как-то уронит его престиж? Ни для кого не позор уступить рыцарю Ордена, тем более для этого мальчика... Тем более, надо полагать, благородный барон Ульрих фон Ротенбург оставит его жить...

Загнусили трубы. Все было готово, прибрано, красиво, на месте, как это бывает только у немцев: трубачи, герольды, арена, зрители. И участники.

Дмитрий стоял с монахом и Гаврюхой в своем углу двора. Напротив маячила огромная фигура в железе. Меч у рыцаря тоже был огромный, а вот щит маленький, как игрушка, будто для проформы, будто и не нужен он ему вовсе.

И в эти, главные, может быть, для Дмитрия минуты монах ослаб, ни словом, ни видом своим не смог помочь, подбодрить. Что-то мычал, бормотал — и все. Толковое говорил Гаврюха:

— Видишь, панцирь какой! Оно с одной стороны хорошо — движения сковывает, устанет он быстро, столько железа на себе таскать... Но пробить... Так что бестолку не бей. Вообще не бей. Отмахивайся, отходи, как будто боишься. Он тогда вразмах пойдет. Понимаешь?

— Да!

— Вот как пойдет вразмах, ты его и поймай! На эту мою штучку.

— Да!

— Ну, с Богом!

— С Богом, с Богом, — бубнил монах, и Дмитрий совсем уже собирался выступить на середину двора, как вдруг возле них тенью возникает «черненький», что прислуживал ему в келье:

— Князь, ты должен его убить.

— Ххах! Еще бы! Конечно, должен, иначе он меня!

— Нет! Ты не понял! Если ты победишь, не оставляй его в живых, заклинаю тебя! Иначе ты не доживешь до завтрашнего вечера, — и «черненький» исчезает.

Снова загрохотали трубы. К началу боя. Гаврюха подскакивает:

— Чего он тебе сказал?

— Сказал, что щадить нельзя. Обязательно убить.

— Господи! Этого нам только не хватало!

— А что? Это важно?

— А как же! Ну ладно, черт с ним! Не бери в голову! Вперед!

— Вперед. — Дмитрий как-то весело, совсем не сознавая, что перед тобой вот она — смерть, вышел на середину, встал рядом с этой горой железа, поднял меч, приветствуя Магистра (где он там?) и не долго думая (т. к. сигнал к началу поединка уже прозвучал) шваркнул вдруг без замаха мечом по этому проклятому железу, так что рыцарь не успел отреагировать и как следует отбить. Шлем слетел у него с головы и с мерзким жестяным дребезжанием покатился по камням.

На балконе прошелестело «Ах!» и смешок.

Такое начало сильно меняло дело! Дмитрий уже не мог переключиться — голова открыта!

Поединок уже шел вовсю. Рыцарь остервенело бил и бил. Дмитрий еле успевал уворачиваться и отмахиваться и все смотрел, как зачарованный, на открытую голову противника, когда услышал истошный Гаврюхин крик:

— На голову не смотри!!!

«Действительно! Что это я?! Что мне — делать нечего? Мне по плану надо работать, как Гаврюха наказал». — Дмитрий успокоился, перестал смотреть на обнаженную голову рыцаря и стал старательно отбивать удары.

Удары были, конечно, тяжелы, но ему удавалось пока пускать их вскользь, отступая влево, влево, и в конце концов они обошли по кругу весь двор и вернулись почти на прежнее место, причем Дмитрий не ударил ни разу, он только отбивал и отходил.

Балкон ревел что-то непонятное. Кричал и Гаврюха, и Дмитрий его слышал:

— Все правильно! Все правильно! Не сорвись!

«Правильно-то правильно, а дальше что?» — Дмитрий уже и отмахивался с трудом, и щит еле держал. Рыцарь, правда, тоже явно притомился: и бил реже, и меч поднимал медленней. Но сила удара была прежней, так что...

Тут опять закричал Гаврюха:

— Он вразмах пошел! Вразмах!

«Что-то не вижу я, чтобы очень вразмах, но раз Гаврюха кричит...»

Дмитрий спровоцировал удар сверху, отбил, и когда рыцарь начал замахиваться для нового удара, сделал, как научил Гаврюха. И прочувствовал, что попал!

Рыцарь отскочил на два шага, рука с мечом висела у него вдоль туловища, как плеть, но он не упал, даже не пошатнулся. Дамы на балконе взвизгнули.

«Вот тебе и секрет... Слава Богу, хоть руку отсушил...»

Постояв секунды три, пока Дмитрий не двинулся на него, рыцарь вдруг далеко отшвырнул свой игрушечный щит, переложил меч в левую руку и кинулся вперед. Они сошлись в ударе грудь в грудь, и Дмитрий увидел наглую торжествующую улыбку и белесоватые, светло-светло голубые глаза. И подумал: «Ну вот, кажись, и все... Приплыл».

Но вид этих глаз заставил что-то вспыхнуть в его мозгу: поляна, дед, козы... Он поймал взгляд рыцаря и увидел, как глаза его расширились и, как когда-то давно в лесу перед козлом Федькой, Дмитрий уперся в эти глаза своим взглядом, переложил в левую руку меч (чуть не уронив его) и сделал жест.

На балконе ахнули! Рыцарь, когда мальчик непонятно перекладывал из руки в руку меч, вместо того, чтобы стукнуть его, совершенно незащищенного хоть сверху, хоть сбоку — хоть как! — вдруг отскочил, начал пятиться, отмахиваясь мечом, как от мух.

А мальчик, взяв опять меч в правую руку, пошел на него. Просто.

Было, конечно, совсем не просто! Дмитрий, раз уж получилось, должен был удержать его взгляд, но немец и сам не мог оторваться. Глаза его отворялись все шире и шире, и наконец он заревел. Громко, дико, безумно!

Он пятился до тех пор, пока не прижался к стене под балконом, так что финал дамы не увидели. Рыцарь умолк, вжавшись в стену и закрывая рукой с мечом лицо, правая по-прежнему висела плетью.

Дмитрий подошел и несильно, плашмя стукнул его мечом по макушке. Немец по-поросячьи визгнул и упал.

Дмитрий вышел из-под балкона и поднял меч. Над двором взлетел рев. Чествовали победителя, надо полагать! Дмитрий оглядывал балкон, удивляясь: «Чего это они такие радостные-то?» — и никак не мог отыскать отца.

А того там и не было. За минуту до развязки Кориату стало плохо, и отроки унесли его с балкона.

Плохо, видно, было и отцу Ипату, который сидел в углу двора, прямо на камнях, смотрел в землю, икал и все твердил монотонно:

— В манду! Мы, что ли, не лыцари!

* * *

Так что когда над ристалищем взлетел приветственный крик, из своих к Дмитрию бросился один Гаврюха:

— Ну что?! Что случилось-то?! Почему ты так робко?! Он бы уж давно!..

— Да я как надо все сделал. Сил уже не оставалось, вот и...

— А как же ты смог?!

— Да вот так... Из своих запасов. — Дмитрий улыбнулся безмерно устало, лицо его было аж серым. — И слава Богу!

— Да уж! — Гаврюха забирает у него меч, щит, трясет руку и даже, кажется, к губам подносит, Дмитрий не очень замечает, не очень соображает, у него начинает плыть перед глазами, он садится на землю, чтобы не упасть.

Набегает куча народу, все что-то говорят, кричат, хлопают по плечам, по спине.

И вдруг выворачивается «черненький» и на ухо: