Прекрасный Старый Мир

Так что, выходит, надо мне ехать, неспешно и аккуратно. Потому как мокнуть и простывать на месте гораздо глупее, нежели творить это по делу. А выбора иного у меня и не наблюдается, печально заключил я. И вот, только я вознамерился последовать своему скорбному пути, как к дереву моего пребывания подкатил велосипед с парнем, примерно ровесником. Нахлобучен на него был свободный капюшонистый и прорезиненный плащ, объект, на текущий момент, моей жгучей зависти, да и укоров себе. Вот стоит-то, небось, ежели не копейки, то вполне подъемно, мог бы и подумать, мысленно стучал я себя по бестолковой башке.

Тем временем тип в плаще окончательно приблизился и, слегка поклонившись, выдал:

— Поздорову вам, путник. Звать меня Родослав Бульба, наследник почтенного Изяслава Бореславовича Бульбы, — произнес ровесник с таким пафосом, будто представлялся наследником Цезаря пред Сенатом.

— Ормонд Володимирович Терн, посольский служащий, — не стал я, с одной стороны, скрывать своей природы, но и мудро не уточняя “а с какого я Полису-то”.

— Ормонд Володимирович, почтенный отец мой вас углядел и приглашает переждать ненастье в нашем особняке, — выдал сей Родослав из рода всяческих -славов.

— Признаться, Родослав Изяславович, планировал я продолжить путь свой, — решил не связываться с “пейзанским гостеприимством” я.

Ну реально, этот паренёк один, не агрессивен, скорее доброжелателен. Да и “по отчеству” ему мёдом по сердцу, аж надулся. И в округе никого нет злоумышляющего. Но вот ехать в подворье какое пейзанское у меня желания точно нет.

— Не годно это, — помотал собеседник башкой под капюшоном. — Ливень лишь усилится, да и хляби как бы не до завтра разверзаться будут. Так что не обижайте отказом, да и о себе подумайте, — довольно резонно озвучил вьюнош.

Это да, оценил я всё усиливающуюся капель. Вот незадача-то, но видно, и вправду гостеприимством придётся пользоваться. Во-первых, я таким макаром реально помереть могу, по дури своей. Во-вторых, хоть и безоговорочно доверять нельзя, да и ушки на макушке держать надо, но всё же вероятность поголовной пейзанской кровожадности и душегубства крайне мала. Да и в-третьих, ежели я второй пункт исполню, то и при злокозненности опасность не столь велика. Я одарённый, оружием обвешанный (недостаточно, посетовал я о зажиленной скорострельной гаковнице), а одарённые среди пейзан… А вот шут знает, а я нет. Есть они или нет их. Прискорбно мало я о бытии “вне Полисов” осведомлён, а гимназиум такового и не давал.

Но в любом случае, мне мокро, холодно, а предлагают тепло и сухо. И гордо помирать к бесам я не собираюсь, заключил я, принимая приглашение. Родослав на это кивнул, велосипед оседлал, да и поехал вперёд, а я за ним. Промок до костей, хорошо, что пейзанское обиталище было недалеко, полверсты взад, да с версту от тракта.

И, кстати, назвать “избой” сии хоромины язык бы не повернулся. Здоровенный особняк, частично деревянный, не считая окрестных хозяйственных построек, немногим ему в размерах уступающим. Полагаю, сараи для техники да хлева-зверинцы, а сам особняк был раза в полтора поболе, чем наш, Тернистый.

А после входа на меня накинулась полненькая и приглядная молодуха, лет чуть за двадцать, с оханьями и причитаниями принявшаяся меня разоблачать, на что провожатый взирал с ухмылкой добродушной. Впрочем, когда руки свои она к перуну потянула, я её отстранил, эфирострел с кобурой снял, да и положил на приступок недалече, как и папку, цербик да обоймы запасные. Девица замялась, но её прервал голос.

— Оставь, Ванда, служебное сие у гостя, — раздался бас, и явился дядька лет сорока на вид, гладко выбритый, в компании девицы лет девятнадцати, одетой явно “побогаче” встречающих.

— Отец мой, почтенный Изяслав Бореславович Бульба, — изрёк мой сопровождающий. — А так же сестрица моя, Ксения Изяславовна. Ормонд Володимирович Терн, политик посольский, — отрекомендовал он меня родным.

— Добро пожаловать, Ормонд Володимирович, в дом наш, — выдал дядька. — Банька нагрета, так что не сумлевайтесь, разоблачайтесь да отогрейтесь. А после поснедаем да побеседуем. Нечасты у нас гости, — улыбнулся он.

Ну, в целом, не помешает, решил я, разоблачился, да и последовал, хлюпая ногами мокрыми, за Вандой. Благословляя папку водонепроницаемую, а то довез бы я послания в виде каши бумажной. На вес их адресатам отмеривая, ухмыльнулся я. Вообще, несколько я успокоился: одарённых, в немалом числе эфирных возмущений от людей в округе, не наблюдалось, так что всё не столь страшно. А травить меня… ну, скажем так, этика славская травлю гостя чуть ли не за тягчайший грех почитала, тут тать безжалостный, и то подождёт, пока гость дом покинет, только потом по маковке отоварит. Не гарантия, конечно, но наука Артемиды в лицах встречающих точно коварства и злостности не выявила, скорее, интерес доброжелательный. А в лицедейство злонравное высочайшего уровня этих аграриев я не верю. Так что отогреюсь, перекушу, да подожду. Может, ливень кончится, да и избегу я ночёвки. Ну а нет так нет, всё одно деваться, кроме как под ливень, некуда.

Попарившись и помывшись, был я в тёплый халат облачён, да и препровождён в трапезную, где пребывало всё семейство. Провожатый мой вид имел несколько потерянный, но не огорчённый, радостный скорее. Сестрица его несколько взоров исподтишка на меня бросила, а сам отец семейства довольно восседал во главе стола и с улыбкой предложил угощаться. Трапеза была обильна, да и, прямо скажем, вкусна. А после чая нас покинул Родослав, да и сестра вскоре упорхнула, так ни слова не сказав.

— Не откажитесь старика беседой развлечь, Ормонд Володимирович? — вопросил, поднимаясь, Изяслав. — Да и медку нашего семейного отведать, — улыбнулся он.

— Беседой не откажусь, — ответствовал я. — А вот с хмельным увольте, Изяслав Бореславович, не любитель.

— Значит чайком развлечётесь, али кофием, — заключил он, жестом приглашая меня за собой.

— Кофием развлекусь, вот только и к вам вопросы имею, — озвучил я, пояснив на вопросительный хмык. — Я, признаться, прискорбно не информирован о жизни аграрной. В гимназиуме нам по биологии знания давали, о важности, отборе, селекции, но вот о бытии аграриев я, почитайте, и не знаю ничего. Да и перемещаюсь, в основном, воздухом.

— А с какого вы Полиса, Ормонд Володимирович? — как ни в чём не бывало, вопросил Изяслав, а на моё несколько дёрганое движение ухмыльнулся. — Да ясно же, что не из Воранава, вас бы Родослав по гимназиуму бы признал.

— Вильно, — ответил я, получив в ответ кивок. — Гимназиум? Я, признаться, мыслил, что на домашнем обучении аграрии пребывают.

— Поведаю все, — ухмыльнулся Изяслав. — Вы, видно, вправду из гимназиума не так давно, али землю не топтали, на воздусях пребывая.