Акрам Шарипов - Товарищ комбат

Полк Губкина, сбивая вражеские арьергарды, к 15 августа вырвался к подножию хребта Лаоэмин. Здесь, в долине, его батальоны пленили японский кавалерийский полк.

Звуки боя затихли. Губкин стоял на самой высокой точке Лаоэмина. Позади высились голубые сопки. Впереди до самого горизонта раскинулась бескрайняя степь, покрытая побуревшей от зноя травой.

Сопротивление противника на этом направлении было сломлено.

Но командующему 3-й японской армией генералу Суроками все еще не верилось, что его дивизии разгромлены. Он надеялся на подход оперативных резервов генерала Ямады. В ушах его звучали хвастливые слова Ямады на последних учениях: «Победные знамена императорской армии поднимем над русскими городами!»

17 августа соединения 25-й армии взяли город а важный узел обороны Ванцин, прикрывавший дороги на гиринское и харбинское направления с юга. Во второй половине дня генерал-полковник Чистяков получил радиограмму от командира 72-й танковой бригады о взятии города Яньцзи, где, по данным разведки, находился штаб 3-й японской армии. Туг же с группой офицеров Чистяков вылетел в Яньцзи. Но на аэродроме вместо наших танкистов его встретили… японские солдаты.

Генерал Чистяков не растерялся. Властно разъяснил через переводчика, что прилетел в соответствии с договоренностью советского командования с императором Японии для заключения перемирия. Японский офицер сразу сник и убрал пистолет в кобуру. Чистяков потребовал, чтобы его проводили к командующему.

Громкий стук в дверь прервал раздумья генерала Суроками. На пороге стоял советский генерал. Суроками был настолько ошарашен, что вскочил и испуганно спросил по-русски:

— Кто вы и откуда?

— Я командующий 25-й армией! — уверенно сказал Чистяков и сел в кресло за письменным столом. — Садитесь, мне с вами надо поговорить.

— Вы не удивлены, что я говорю по-русски? — машинально спросил Суроками.

— Нет. Я знаю, что вы несколько лет были военным атташе в Москве, поэтому думаю, что мы с вами не допустим напрасного кровопролития. — На лице советского генерала не было и тени волнения, только страшная усталость от бессонных ночей. — Вы должны понять, если еще не поняли, всю бесперспективность вашего сопротивления.

— Войну мы проиграли, — медленно выдавил генерал Суроками…

К вечеру следующего дня из штаба дивизии подполковнику Губкину передали, что пал кабинет правительства Судзуки, а в войсках Квантунской армии получен приказ генерального штаба: «Знамена, портреты императора, императорские указы и важные секретные документы немедленно сжечь». Противник, однако, продолжал оказывать сопротивление. Ко всему, дожди размыли дороги, и наступать приходилось в крайне трудных условиях.

В ночь на 19 августа Губкин вызвал к себе в штаб командира артиллерийской группы, начальника разведки полка и командиров стрелковых батальонов.

Начальник штаба доложил о противнике и о боеготовности наших войск.

— В Гирине сосредоточены 138-я пехотная дивизия и 2-я пехотная бригада. Население составляет более двухсот тысяч человек. Нашему полку приказано с подходом частей армии генерала Чистякова и во взаимодействии с ними атаковать северо-восточную окраину города вдоль шоссейной дороги.

— Есть ли надобность ждать подхода стрелковых частей армии Чистякова? — спросил командир полковой артиллерийской группы полковник Петров.

— Противник не только укрепляется в городе, но и превосходит нас в силах. Без взаимодействия с подходящими частями армии Чистякова наступление полка немыслимо, — ответил начальник штаба.

— Если больше нет вопросов к начальнику штаба, заслушаем командира полковой артиллерийской группы, — сказал Губкин.

— Мне представляется, что нет смысла ждать подхода частей генерала Чистякова. Этим мы дадим возможность противнику подготовить город к обороне. По огневой мощи мы превосходим врага, артиллерия и минометы обеспечены полуторным боекомплектом снарядов и мин, — сообщил полковник Петров. — К утру должны подвезти еще один боекомплект.

— Хорошо. Как предлагаете использовать артиллерийские дивизионы? — спросил Губкин.

— В вашем распоряжении, товарищ подполковник, предлагаю оставить два дивизиона гаубиц, дивизион «катюш», батарею противотанковой артиллерии для борьбы с танками. Все остальное отдать батальонам для создания штурмовых групп и усиления стрелковых рот.

— Есть ли у вас дополнительные данные о противнике? — обратился командир полка к начальнику разведки.

— На окраине города действует наша разведгруппа, ждем «языка». В Гирине кроме пехотных соединений имеется около пятидесяти танков. Сколько их окажется на нашем участке, сказать затрудняюсь.

Обстановка, таким образом, складывалась противоречивая. Однако Губкин решил, не дожидаясь подхода соседей, во взаимодействии с вырвавшейся вперед танковой бригадой нанести удар вдоль шоссейной дороги по северо-восточной окраине Гирина. Второму батальону вместе с приданными ему минометным, пушечным и гаубичным дивизионами и одной танковой ротой он приказал перерезать железную дорогу на Чанчунь; первому батальону вместе с приданными ему пушечными и минометными дивизионами, танковой ротой и батареей САУ оседлать шоссейную дорогу Гирин — Чанчунь. Третий батальон Губкин оставил во втором эшелоне, приказав ему следовать за первым батальоном в готовности развить успех.

В голосе Губкина чувствовалась уверенность опытного командира. Офицеры, прибывшие на пополнение из частей Дальневосточного фронта, поглядывали на молодого комполка с любопытством. На его груди внушительно поблескивали Золотая Звезда Героя Советского Союза, ордена Ленина, Красного Знамени, Отечественной войны I степени, Александра Невского, медали и американский «Крест за храбрость».

…На рассвете 19 августа жители Гирина были разбужены грохотом артиллерийской канонады и гулом танков. С юго-востока в город входили танки передового отряда генерала Чистякова. С северо-запада первый батальон Губкина перерезал дорогу Гирин — Чанчунь и создал японцам угрозу окружения.

Генерал Городовиков для развития успеха ввел в бой второй эшелон дивизии, однако дальнейшее продвижение его было приостановлено. Враг любой ценой стремился удержать занимаемые позиции. Японские солдаты с криками «банзай» фанатично бросались в контратаку; безымянная высота, через которую проходила дорога Чанчунь — Мукден, переходила из рук в руки.

Наступил решающий момент. Третий стрелковый батальон на подмогу первому Губкин повел сам. Командир полка наступал в цепи своих солдат, воодушевляя их личным примером, и вместе с ним незримо продолжали шагать те, кого уже не было в живых. Он чувствовал их рядом с собой, помнил голоса, лица и обретал новые силы.