Акрам Шарипов - Товарищ комбат

Конечно, прорыв готовился с учетом особенностей укрепленного района, и не случайно командующий артиллерией фронта генерал-полковник Дегтярев на совещании с командирами соединений предложил отвести сутки на снятие маскировки с дотов и двое суток на их разрушение. Эти сроки намного превышали даже время артподготовки при проведении Восточно-Прусской и Берлинской операций. Генерал-полковник Крылов возразил против такого напряженного графика артнаступления, и его поддержали командиры дивизий Казарян и Городовиков. Они порекомендовали осуществить прорыв первой линии обороны противника внезапным ударом и без артподготовки. Предлагая свой вариант артнаступления, Крылов исходил из того, что японцы знают методы прорыва укрепрайонов соединениями Советской Армии и, разумеется, нацелены на нашу длительную артподготовку.

Предложение Крылова было направлено к достижению внезапности, чтобы застать противника врасплох. Предполагалось начать атаку ночью без артподготовки, огонь же открывать только с началом наступления пехоты и танков.

Маршал Мерецков разрешил генералу Крылову действовать самостоятельно.

В ночь на 9 августа разразилась гроза с ослепительными вспышками молний, с оглушительными раскатами грома. Губкин знал, что ливень в этих местах может продолжаться сутки, а то и больше. Значит, завтра артиллерия не сумеет поддержать пехоту, не говоря уже об авиации. Он решил немедленно связаться с Городовиковым.

Генерал оказался на месте. Комполка попросил разрешения подъехать к нему. Расстояние в два километра на машине он преодолел за полчаса — так развезло дороги.

Городовиков поднялся навстречу вошедшему Губкину.

— Что будем делать? Главное командование сроки наступления уже не перенесет, навстречу друг другу наступают два фронта, все жестко спланировано. Конечно, трудно будет наступать без общей артиллерийской подготовки, но внезапная атака на полусонного противника должна принести успех.

— Значит, все-таки без артподготовки?

— Да. В час ноль-ноль атака! Из своей дивизионной артиллерийской группы переподчиняю вам артиллерийский полк тяжелых гаубиц в составе двух артдивизионов, третий его дивизион придан вашему полку раньше. Соответственно, командование полковой артиллерийской группой примет командир артполка полковник Петров.

«Не мой ли земляк Петров?» — мелькнула мысль у Георгия Никитовича.

Городовиков приказал адъютанту вызвать к нему полковника.

— Вот это встреча! Какими судьбами? — воскликнул Петров, как только увидел Губкина.

— Дальневосточников тянет в родные края, — улыбнулся майор.

— Да… Вот только Светланы уже нет с нами. — Полковник сник: встреча с Губкиным напомнила ему о гибели жены. — В боях под Харьковом, вскоре после встречи с тобой, ее смертельно ранило. Скончалась на моих руках, до госпиталя довезти не смог.

— Проклятая война, каких людей вырывает! — тяжело вздохнул Губкин. — Учительствовать бы ей, растить детей!

— Вы, значит, старые знакомые, — вмешался в разговор Городовиков. — Тем лучше, дружнее будете громить противника.

Петров только теперь догадался, что Губкин — командир той самой части, которой придаются его тяжелые гаубицы.

— Вот это сюрприз, товарищ генерал! — воскликнул он, но особой радости в его голосе не почувствовалось.

— А ты, полковник, не считай зазорным быть в подчинении у молодого майора, — сказал Городовиков, уловив перемену в настроении Петрова. — Он у нас один из храбрейших командиров. Так что, полковник, прошу любить и жаловать. Кстати, мы уже направили на него представление на присвоение очередного воинского звания. Итак, желаю вам обоим успеха!

В штабе 1-го фронта Квантунской армии, несмотря на проливной дождь, телефонная связь с войсками работала бесперебойно. Дежурный офицер уточнял обстановку на границе, аккуратно записывая сведения в толстый журнал в кожаном переплете. На границе все было спокойно, без происшествий. В окно стучал дождь. В углу большого зала, прислушиваясь к шуму дождя, сидел офицер связи рейдового отряда (так называли батальон смертников) поручик Куросава.

После окончания военного училища минеров, год назад, поручика Куросаву зачислили в отряд смертников его императорского величества, которым командовал полковник Кобаяси. Куросава рассудил так: в этой чудовищной войне, где ни служи, все равно убьют, уж лучше воспользоваться преимуществами, полагающимися смертникам. Ему было присвоено внеочередное воинское звание и предоставлен отпуск. У себя дома, в глухом рыбацком поселке вблизи Отару, он был принят как желанный гость. Хозяин местного рыбного завода, на котором работал отец, встретил его со всеми почестями. В этот же день им домой завезли мешок риса, в семье был праздник. За два года его отсутствия все было без каких-либо изменений. Только домик показался ему совсем маленькой лачугой, видимо, Куросава сам вырос и все измерял уже другими категориями.

Мать, обрадованная приездом сына, суетилась около жаровни и лишь иногда вопросительно посматривала на него. Он еще не знал, что родители решили женить его на дочери механика рыболовного баркаса Тани. Куросава, когда узнал, что для него приготовлена невеста, не стал перечить давно сложившимся обычаям. И дед, и отец тоже женились по воле своих родителей. В доме всегда царили мир и согласие. И его воспитывали в таком же духе. Он часто слышал: «Старшие лучше знают, кто с кем может быть счастлив!»

Приготовления к свадьбе, назначенной на завтра, шли полным ходом. Только Куросава еще не видел свою невесту и мучился, думая, какая же она. Так уж было заведено — до свадьбы невесту жениху не показывали.

Сутки тянулись длиннее месяца. На другой день закончились все приготовления, хозяин рыбного завода позаботился раздобыть для молодоженов постель и цветы. Наконец наступил день свадьбы…

Поручик Куросава никогда не думал о смерти. Где-то в глубине души его теплилась надежда, что война обойдет стороной Квантунскую армию, а вкусить земные блага Куросава очень хотел. «Камикадзе» — говорили о нем. И он радовался этому — ведь так называли японских летчиков-смертников, семеро из них совсем недавно таранили американские линкоры. Про них сложено множество песен, их имена золотыми буквами выбиты на стене великого храма Ясукини, их знает вся Япония.

Всему есть начало, и всему приходит конец. Перед окончанием отпуска поручика Куросаву уже терзала мысль о предстоящей разлуке с Тани. В ней все нравилось ему, но долг офицера императорских войск повелевал ему возвращаться на службу. На другой день он распрощался с родителями и женой.

…Не прошло и года, как Куросава получил письмо от любимой Тани, в котором она поздравила его с рождением сына. После такой вести поручик рвался домой, и полковник Кобаяси не возражал дать ему десять дней отпуска, но только в первой половине августа, как только начнутся осенние ливневые дожди. В это время дороги размывало, маленькие речушки выходили из берегов, а вероятность проведения военных действий значительно уменьшалась.