Борис Наумов - А почему бы и нет

— Чем же вы питаетесь?

— Летом ягоды, грибы, рыба, зайчатина. Иногда убиваю оленя. Осталось у меня ружьишко, патроны тоже есть. Когда кто-то проезжает по дороге с очередной инспекцией, оставляют мне еду, курево, порох, дробь. Они меня уже знают.

— Скучно, наверно?

— Весёлого — мало, но я привык. Зимой бывает тоскливо. А летом благодать — курорт.

— Медведи не беспокоят?

— Медведи? Нет, они со мной дружат. Я вам про медведя расскажу. Видели у меня возле крыльца бочка помятая стоит?

— Да, видели.

— Только она с дыркой в днище.

— Зачем бочка с дыркой? Да ещё и помятая.

— Мне она не нужна, но с ней связана одна история. Если хотите, расскажу.

— Конечно, расскажите. Очень интересно.

— Среди дорожников был какой-то, то ли дрессировщик, то ли просто любитель зверей. Вот однажды забрела сюда медведица с малышом. Весной это было. Кто-то из начальства захотел медвежатины, ну, и застрелил медведицу. Малыш остался без матери. Чтобы не дать ему погибнуть, этот дрессировщик взял его к себе. Он его кормил, чем мог, частенько забирал у меня очистки. Ну и воспитал его, как дитя своего. Когда этот малыш подрос, наш дрессировщик решил научить его таскать из ручья воду в бочку, которая стояла здесь возле крыльца. Эту воду мы пили и использовали для хозяйственных нужд. Тяжело нам было таскать воду из ручья сюда в гору. Ну, дрессировщик и придумал, как облегчить нам работу. Он научил медведя этому делу, давал ему два пустых ведра, и тот с удовольствием бегал туда-сюда. Не успеешь оглянуться, как бочка уже полная. За это Миша получал свой деликатес — тухлую рыбу. Этой рыбой у нас кормили арестантов, но не все её ели, вот она и накапливалась, вонючая такая, пройти мимо столовой было невозможно. А тут Миша со своей страстью. Спасибо ему.

Сначала это всем доставляло удовольствие, потом кто-то из вертухаев решил позабавиться и приказал сделать в днище бочки дыру.

— И что?

— Как всегда, медведь таскает воду, надеясь на вкусное угощенье. Принесёт два ведра, выльет в бочку и бежит косолапый вниз к ручью за следующей порцией. Приносит, выливает, а бочка всё пустая. У него уже инстинкт выработался — сходить восемь-десять раз и всё, бочка полная. А тут нет. Выбился он из сил, еле ползает по косогору. А бочка пустая. Ну, хоть он и зверь, а сообразил, что его надурили, издеваются над ним. Схватил он эту бочку и давай её корёжить. Вышел к нему дрессировщик, чтобы успокоить, рыбу тухлую принёс, но медведь был уже на полном взводе. Он схватил своего воспитателя и швырнул его так, что тот долго лежал со сломанным хребтом. Так и умер бедолага. Лечить-то здесь некому было, и лекарств никаких не было.

— А дальше что?

— Дальше медведь схватил эту бочку, как консервную банку смял её и швырнул вниз по склону, а сам с рёвом побежал следом. Не знаю, куда потом подевался этот умный зверь, только здесь он больше не появлялся. Когда всех отсюда забрали, увезли по разным лагерям, дорогу уже больше никто не строил.

Меня отправили в Магадан, там я отсидел ещё почти год. Потом вернулся сюда. Бочку, как память об умном звере, принёс и поставил возле крыльца.

— А где вы сидели? — спросил я.

— Да там же в Магадане, как дорожника, меня направили на строительство Колымской трассы. Никто не спрашивал меня, кем я был здесь на Чукотке. Повар или кто другой. Не важно, дорожник и всё, будешь Колымскую трассу доводить до ума. Вот год я там и доводил её до этого самого ума.

— Если не секрет, где вы жили там, в Магадане? — спросил я.

— В лагере, на четвёртом километре Колымской трассы.

Я открыл рот от удивленья. Вот какое совпадение — в одном и том же бараке один человек отсиживал свой срок, а другой, то есть я, ночевал там, как командированный в гостинице. Было бы совсем удивительно, если бы оказалось, что мы ещё и спали на одной и той же кровати. Но этого уже никто не докажет.

— Интересная история, — сделал Боря заключение.

— Это вам она интересна, а у меня слёзы вызывает.

У нас с собой оставались кое-какие продукты, которые мы обычно берём с запасом: пачка чая, галеты, тушёнка, у Бориса — пачка «Беломора». Всё это мы оставили Сильвестру Афанасьевичу. Как видно, ему было приятно пообщаться с нами, обмолвиться словом с живым человеком.

Он вскипятил на спиртовке водички, заварил чай, и мы все вместе выпили «за дружбу».

Мы долго и по-всякому обговаривали случайную встречу, жизнь и смерти заключённых, а также судьбу Сильвестра Афанасьевича.

Много нового по этому поводу рассказал нам Тараканский. Он был старше нас и жил в столице, где больше новостей витает в воздухе, поэтому знал множество историй на эту тему. Если учесть, что Лев Владимирович был прекрасным рассказчиком и очень начитанным человеком, то, понятно, слушать его было одно удовольствие. Когда у нас было свободное время, и мы собирались за чашкой чая, то разговор наш превращался в монолог. Рассказчику было приятно, что его с интересом слушают, а нам всё, о чём он говорил, казалось сказками Шахерезады из книг «тысяча и одна ночь».

Тем временем, всё быстро катилось к завершению и осенним холодам.

Мы в начале сентября подчищали начатые, но не завершённые маршруты или делали первые камеральные оформления и подведение итогов для написания отчётов.

Ночи становились холодными, морозными, а речки покрывались льдом. Скоро выпал снег и сделал тундру опять малопригодной для передвижения. Тем не менее, мы, геологи, должны работать при любых условиях и не бояться трудностей.

В одном из последних выходов в маршруте были Акраминский и Лев Владимирович. Конец их маршрута отстоял от нашей базы километров на пятнадцать. В конечной точке они, как обычно, перед возвращением решили передохнуть. Они развели костёр, чтобы немного согреться, вскипятить чайку, пообедать и подсушить одежду.

Акраминский открывал банку тушёнки своим охотничьим ножом. Этот нож был изготовлен из качественной стали, острый и удобный в обращении. А самое главное, он номерной, подлежал регистрации и был подотчётным.

В обратный путь ребята собирались, когда уже начинало темнеть, и посыпал обильный снег.

При спешке и в сумерках начальник потерял бдительность и оставил свой нож где-то возле потухшего костра. До лагеря они добрались уже поздно, уставшие, но довольные. Последние штрихи наших планов были сделаны.

Рано утром следующего дня Акраминский пригласил меня и Бориса к себе в палатку и выдал нам «особое», как он сказал, задание.

— Борис и Борис, обращаюсь к вам с особой просьбой. Если не захотите её выполнять, то, совершенно без последствий для вас, можете отказаться.

— Что вы, Игорь Иванович, — почти в один голос, сразу согласились мы.

— Просьба такая: вчера мы были вот в этом месте, — он показал на карте точку, — это была наша последняя остановка. Там мы разожгли костёр, отдыхали. И вот возле этого костра я потерял или, просто забыл, свой нож.