Борис Наумов - А почему бы и нет

Нести было неоткуда, кроме этой яранги, других сооружений у них не наблюдалось. Один из пастухов достал мешочек из оленьей шкуры, развязал ремешок из кожи и высыпал всё, что там было.

— Вы должны сказать, сколько тут у вас денег, — попросила Надя выполнить обязательный ритуал обменной операции.

— Однако вы считай.

Надя взялась за ответственное дело, которое быстро и закончила. Она отсчитала положенную сумму новых денег, заполнила обменную ведомость и передала деньги пастуху.

— Однако, мало, — сказал он, разглядывая полученную сумму.

— В десять раз меньше, чем было у вас. Но купить на них вы сможете столько же, сколько и на старые ваши деньги.

— Однако, хорошо, — он сунул полученную сумму в мешок и бросил его в сторону. — Сейчас кипит чай, будем пить.

— Хорошо. — Мне было интересно что-нибудь узнать о жизни пастухов. — Вы всё время живёте здесь?

— Однако, не всегда. Мы перегоняем стадо в другое место, когда здесь ягель закончится.

— Как часто это бывает?

— Однако, по-разному. Одна неделя, два неделя, месяц.

— Как вы узнаёте, когда заканчивается здесь ягель?

— Однако олень знай.

— Сколько у вас оленей?

— Однако не считай.

— Ну, примерно.

— Пятьсто, или, шестьсто.

— Как вы справляетесь?

— Вот помогай нам, — он показал на собак.

— А медведи не трогают оленей?

— Медведи зима спать, а вот волки часто задирай. Собаки не всегда успевай нас сказать.

— И что вы делаете?

— Однако пугай или убивай. Вот у нас ружьё.

— Не скучно здесь?

— Однако наша работа. Наша жизнь. А жить — не бывай скучно.

Хорошо сказал чукча о жизни: «жить не бывает скучно».

Закипела в чайнике вода, хозяин налил в алюминиевые кружки кипяток и бросил туда по щепотки чая. Мы достали галеты, сгущённое молоко и поставили на «стол» свои деликатесы.

Посидев в яранге ещё полчаса, мы полетели в следующее стойбище. Там операция обмена происходила аналогично.

В посёлок мы вернулись ближе к вечеру. Немного промёрзшие, уставшие, но довольные проведённым в тундре временем.

— Звонили из банка, — доложил Виктор, когда мы разделись, — сказали, что следующие несколько дней вы будете ездить по ближайшим стойбищам на собачьих упряжках. Банк договорился с местными охотниками, чтобы те выделили для нас упряжки на несколько дней.

— Отлично, — обрадовался я возможностью получить новые ощущения от поездки на собачках. — Надо Надежду предупредить, чтобы она была готова к завтрашней поездке.

— Я схожу в клуб и скажу ей, — предложил Серёжа, — на какое время назначить выезд?

— Не знаю, когда подгонят нам транспорт, — сказал я, — думаю, часам к девяти.

Ночь прошла быстро. Мне снились гонки на собачьих упряжках. Я был водителем — каюром — на одной из них. Нарты были длинные и не всегда вписывались в повороты. Однажды они перевернулись, и я оказался под полозьями нарт. Выбраться мне не удавалось, я кричал и дёргался. Собаки поняли мои крики по-своему и рванули вперёд. Я оказался один среди белого поля. Все участники соревнований давно обошли меня. Испугавшись, я пытался встать со снега, было холодно, и я проснулся. Одеяло сползло с кровати, я дрожал и не понимал, как я очутился здесь в постели. Но всё обошлось благополучно. Спасибо, что всё это был лишь сон.

Две упряжки собак стояли возле нашей почты, когда мы в полной готовности вышли на улицу.

На первой упряжке ехали трое: каюр, Надя и Иван. На вторых нартах были только двое: каюр и я. Снег от первой упряжки мелкой пылью летел нам в лицо. Было морозно, темно и приятно. Я вспомнил ночной сон и мне, вдруг, стало радостно оттого, что сны не бывают вещими, и мы уверенно несёмся вперёд.

Виктор вчера вечером передал мне полученную по телетайпу инструкцию и маршруты по стойбищам пастухов оленьих стад. Я ознакомил каюра первой упряжки переездов от одного стойбища к другому. На все переезды нам отводились три дня и две ночи.

Проехав первые километры, я с удовольствием наблюдал за действиями каюра. Он умело управлял упряжкой из шести ездовых собак. Мы мчались со скоростью двенадцать-пятнадцать километров в час.

— Хэк, хэк, — изредка покрикивал наш «водитель», хотя, мне кажется, необходимости погонять нашего вожака не было. Он чётко следовал за впереди бегущей упряжкой.

Мне стало немного скучновато, молча, следить за дорогой и за бегом ездовых собак. Я похлопал по плечу каюра и спросил:

— А мне можно сесть на твоё место?

— Зачем, однако?

— Хочу попробовать управлять «машиной».

— Это не машина, однако. Здесь права на управление так просто не выдают. Надо много ездить, учиться.

— Жалко. Так хочется сесть за руль. — Я ещё не понимал ответственности каюра за собак, за себя. Неужели, мой сон, действительно, мог стать былью? Мои слова о машине и руле обижали каюра, и он, как-то остервенело, закричал:

— Хэк, хэк.

Собачки прибавили в скорости, и мы стали догонять первую упряжку. Видя моё недовольное лицо, каюр снисходительно сказал:

— Однако ладно. Садись рядом, я тебе дам «порулить». — Это слово он нарочно иронично произнёс, чтобы ещё раз напомнить мне, что упряжка — это не машина. Она — живой механизм, и её передвижение и скорость зависят не только от каюра, но и от вожака. Он должен чётко понимать сигналы каюра и выполнять его команды. Как поведёт себя вожак, так и будут бежать его помощники. Говорят, что если где-то в поле зрения появится заяц, то вожак не должен на это реагировать. И все собаки в упряжке тоже не побегут за несчастным зайцем. Если же вожак рванёт в сторону и погонится за добычей, то и вся упряжка немедленно побежит за ним.

С волнением в сердце и дрожью в руках я взял у моего каюра бразды управления и почувствовал силу, мощь, скорость и покорность «водителю» всей упряжки.

— Однако, надо держать скорость, мы отстаём, — сказал мой наставник.

Не более десяти минут я был в роли каюра, но удовлетворение почувствовал сполна. Не могу сказать, что я был горд своим поступком, но всё это действо, событие вписывается в мою жизненную концепцию — надо увидеть и попробовать всё.

Наконец мы увидели белый домик и две яранги. Рядом была серая туча, масса чего-то двигающегося. Подъехав ближе, я рассмотрел огромное стадо оленей, которые были окружены деревянным забором.

— Что это такое? — спросил я у каюра, когда мы остановились возле одной яранги.

— Однако это кораль.

— Зачем он нужен?

— Это такой загон, где олени отдыхают. Они не могут убежать. Здесь пастухи выбирают и отлавливают нужных оленей.

— Зачем их отлавливать?

— Олени для нас, однако, всё. Это и еда, и одежда, и дом. Без оленей мы не смогли бы жить. Вот здесь мы находим подходящих животных и пускаем их на убой.