Борис Наумов - А почему бы и нет

К вечеру я принял сообщение от того же радиста, где снова были только два слова, но со знаком вопроса: «нашли рабочего?». Я тут же отбил ему наш код радиста РПТ, то есть, просьба повторить сообщение. Оказалось, что и утром радист не сообщал, а спрашивал о результатах наших поисков, но некачественная связь внесла свои нежелательные коррективы.

Леонид Петрович попросил меня срочно отправить в Управление телеграмму об отмене запроса на выезд доктора.

Наши поиски Алексея продолжались и дальше, хотя, и не столь интенсивно. Находились следы его пребывания то в одном месте, то в другом.

Только на восемнадцатый день рано утром я вышел из палатки и стоял, наслаждаясь ласковыми лучами солнца. И тут я увидел, идёт к нашему лагерю человек, одетый в какую-то старую кухлянку. У него на пояснице была большая палка и перекинутые через неё руки. Я знал, что у чукчей это любимая поза передвижения — им почему-то так легче ходить на большие расстояния.

«Чего это чукча в такую рань к нам идёт?» — подумал я.

Между нами было расстояние метров четыре-пять, когда я неуверенно произнёс:

— Алексей, это ты?

Он, молча, подошёл ко мне. Протянул руку и тихо сказал:

— Это я. Не ждали?

Обросший чёрной, кучерявой, совсем не чукчанской бородой, с измождённым лицом, но счастливыми глазами, Алексей бросил палку и сел на землю.

Я быстро позвал начальника партии и, следом за ним, к нам присоединились несколько человек. Все радовались, обнимали Алексея, задавали вопросы. Интересно было в это время смотреть на его поведение. Он молчал, каждому подавал руку и не отвечал ни на один вопрос.

В конце концов, кто-то сообразил и предложил Алексею чаю и какую-то еду.

— Много есть ему нельзя, пусть постепенно привыкает.

После маленького завтрака Алексей повалился и прямо здесь на земле уснул.

Позже, когда Алексей выспался, помылся, побрился, начал рассказывать о восемнадцатидневном путешествии по сопкам Чукотки.

В тот день, когда он пошёл на охоту, на прибрежные сопки неожиданно опустился туман. Алексей, вместо того, чтобы остановиться и ждать улучшения видимости, пошёл, как он думал в сторону нашей базы. Он спустился по склону и, вместо наших палаток, увидел впереди ещё одну сопку. Он полностью потерял ориентацию, растерялся и не знал, что ему делать. Он рассказывал:

— Знаю, что надо идти от моря через сопку вниз к речке. Спускаюсь, а внизу никакой реки нет и базы тоже не видно. Снова поднимаюсь на сопку. Выхожу к берегу моря, и опять всё повторяется.

— А что ты ел, пил?

— Ты брал с собой какой-нибудь запас?

— Не было у меня ничего, кроме папирос, пачки галет и полкоробки спичек.

— А патроны были?

— У меня было несколько патронов, заряженных дробью, и один жакан.

— И всё же, чем ты питался?

— Попадались гнёзда с яйцами. Разорял. Выпивал. Ел ягоды.

— Ничего не удавалось подстрелить?

— Попался однажды какой-то олень, отшельник. Один ходит, что-то щиплет. Я к нему, а у меня оставался всего один патрон с дробью. Жакан я не хотел тратить. Вдруг, медведь встретится.

— И что с оленем?

— Я к нему потихоньку приближаюсь. Он не боится меня. Подпускает на сто метров, на восемьдесят.

— Надо было стрелять.

— Боялся, не попаду, а патрон-то один. Хитрый олень, посмотрит на меня и уходит в сторону, как будто заигрывает со мной. Так я ходил за ним часа два. Убежал. Поднимался я в скалистые сопки, там гнёзд больше, ел яйца. Теперь яичницу, года два есть, не буду.

— Где ты спал?

— Там же, в сопках.

— Самолёт тебя искал, — поинтересовался Карп, — ты видел его?

— Да, я понимал, что меня ищут, но в то время я был как раз среди серых скал. Трудно было меня увидеть. Я махал руками, кричал. Всё бесполезно.

— А костёр зажечь не пробовал, чтобы дым был?

— Кругом одни камни, ни одной палочки не было.

— Как же ты выбрался? Как нашёл нас?

— Набрёл я на пастушью ярангу. Пастухи приняли меня, накормили. Я рассказал, кто я и откуда. Потом они вывели меня на сопку и показали направление, куда я должен идти. И вот я здесь.

— Ну, ты герой. Мы уже не надеялись тебя живым увидеть.

— Думали, упал куда-нибудь в расщелину, а выбраться не смог. Поэтому и самолёт тебя не обнаружил.

Так закончилась эпопея с исчезновением человека.

Рассказывая сейчас о происшествии с пропажей Алексея, я вспомнил, что в прошлом году, когда я работал у Акраминского, со мной был похожий случай, но с более счастливым концом.

Как-то, во второй раз, вопреки обязательным правилам по запрету одиночных выходов в маршрут, Акраминский попросил меня сделать двух трёхчасовой маршрут до соседнего ручья и взять там пробу на золото.

Погода была отличная: солнце, слабый ветерок и день круглосуточный. Я взял ружьё, лоток для промывки песка, компас, пару галет и водичку. Комары тучами вились надо мной. Накомарник ограничивал дыхание и круговое обозрение.

Работая на ручье, я брал пробы в разных точках, спускаясь вниз по течению. Я не обратил внимания на небольшой изгиб ручья и спокойно шёл дальше. За это время изменилось направление ветра, и густой туман накрыл долину. Я закончил всю работу, сложил шлихи в рюкзак и направился к дому. Я помнил, что надо идти от ручья вверх на сопку, «перевалить» её и там дальше, внизу будет наша база. Но из-за поворота ручья я стал подниматься на сопку в другом направлении. Прошёл час времени, я уже должен быть на вершине сопки, а её всё нет и нет. Тут я понял, что заблудился и, пока не развеется туман, я не смогу сориентироваться. Я принял решение остановиться и ждать ясной погоды. Часов шесть я сидел на месте, и только потом, видя рельеф местности, я смог правильно определить своё местонахождение и найти дорогу к лагерю.

Два месяца работы в партии Леонида Петровича были напряжёнными, но для меня без каких-либо приключений. Я работал на два фронта — на документировании отвалов шурфов и керна на скважинах, а также на поиске золотоносных водных артерий. Мне нравилась старательская работа, я научился хорошо работать с промывочным лотком, и не раз попадал на участки, содержащие заметные вкрапления золота в шлихах.

До фиксирования промышленно значимых месторождений дело не дошло, потому, что однажды всё обернулось не так, как хотелось бы. Случилось то, что в корне изменило всю мою дальнейшую жизнь.

Двадцать первое июля, воскресенье. У нас в партии выходной день.

Я стоял возле своей палатки, укреплял завалинку, готовясь к предстоящим осенним дождям и ветрам.

Неожиданно в небе загудело, и вертолёт спустился недалеко от нашего лагеря. Порыв ветра от пропеллера поднял пыль над моей палаткой.

Из вертолёта вылез солидный, в полном обмундировании офицер. Он, не подходя к лагерю, крикнул зычным командирским голосом: