Леонид Борткевич - «Песняры» и Ольга

А сама Ольга говорила, что «все там — от стартового до до финишного си — про меня и для меня».

К сожалению, арбитры непоколебимо принялись отстаивать несколько иную точку зрения. «Да, — говорили холодно служители гимнастической Фемиды, — в композиции прекрасно схвачено настроение, гимнастка артистична, если хотите, даже блистательна. Но, простите, «вольные» упражнения — это непременно изящество, пластика, грация. Оленька Корбут слишком мала, она, простите, — коротконожка, короткоручка, ей, что называется, не дано. Так что не обессудьте, мы будем безжалостно резать баллы, и пусть трибуны негодуют и беснуются».

Пробить стену этого устоявшегося мнения не удавалось очень долго. До самого Мюнхена. Напрасно было спорить с судьями после окончания соревнований, без толку ругаться с разного рода жюри и апелляционными комиссиями — ответ следовал один и тот же: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда»! 9,5–9,6 — тогдашняя норма Ольги Корбут.

В Киеве на чемпионате страны она впервые за три года нигде не споткнулась, ни разу не упала. Выступала себе в удовольствие, об отборе на Олимпиаду и ответственности вспоминала лишь поздно вечером в номере гостиницы. В итоге выиграла бронзовую медали в многоборье и за все время единственный раз испытала огорчение, когда бригада рефери поставила под негодующие крики болельщиков 9,55 за «вольные».

Однако и этот шрамик в душе скоро зарубцевался. Стоило только подойти Ларисе Семеновне Латыниной, ласково обнять Олю и сказать: «Глупенькая, нашла из-за чего огорчаться. Ведь теперь мы с тобой непременно поедем в Мюнхен. Ты доказала, ты убедила…»

Но на всякий случай — для полной гарантии — Ольге пришлось спустя три месяца выиграть Кубок СССР. Тогда же тренеры назвали пять участниц, которые будут представлять женскую сборную страны по спортивной гимнастике на Олимпийских играх — Турищева, Лазакович, Бурда, Корбут и Саади.

Примерно за месяц до Игр сборная в полном составе перебазировалась в Минск. Дворец спорта в столице Белоруссии был своеобразным талисманом сильнейших гимнастов страны, именно тут проходили последние тренировки перед большинством крупнейших соревнований. Суеверные страхи здесь ни при чем, но добрая примета никому еще не помешала перед дальней и трудной дорогой.

В конце июля, после изнурительных тренировок, доводок и корректировок состоялась генеральная репетиция по полной программе в присутствии огромного числа болельщиков. Все, как на настоящих больших соревнованиях, с той лишь разницей, что оценки арбитров не обнародовались, а инкогнито попадали в блокноты тренеров сборной. Они уж потом между собой судили-рядили — кто есть кто. Так, шестое вакантное место отдали Антонине Кошель. Ольга очень обрадовалась: во-первых, Тоня ей была ближе всех из девочек, во-вторых, она стала третьим представителем Белоруссии в сборной.

Тогда же, в горячке последних тренировок, произошел случай, а точнее ЧП, а еще точнее — скандал, имевший самые неожиданные последствия.

Из воспоминаний Ольги:

— Обедаем мы с Кнышем в ресторане гостиницы «Юбилейная», вяло боремся с антрекотом и в самом невоинственном расположении духа, какое бывает у людей в коротких промежутках отдыха между напряженной работой, обсуждаем вопросы, отстоящие от гиммнастики на миллионы парсек. Такой у нас уговор. И вдруг «Спидола», стоящая на соседнем столике, вздыхает своими электрическими легкими и наполняя окружающее пространство незнакомой мелодией: «Та-да-рам, там-там, та-да-рам, там-там…» Ток высокого напряжения пробегает от Рена ко мне и обратно, я поднимаю глаза, вижу его необычайно взволнованное лицо, и мы одновременно вскрикиваем: «Эврика!» Не знаю, что подтолкнуло Архимеда в известный момент, возможно, он также услышал звуки отдаленной мандолины, но мы — и это не подретушированная правда — делаем открытие: вот она, долгожданная, неуловимая музыка для олимпийских «вольных». Долой «шмеля», да здравствует >«та-да-рам, там-там!» Я и сейчас себя иногда спрашиваю: почему? Почему, имея откатанную, отрепетированную программу, которая к тому же нравилась нам самим, мы в одночасье решили отвергнуть ее, переиначить? Почему решились на этот безумный по всем меркам шаг, когда до главного в жизни старта оставалось две недели и вероятность провала была весьма велика? Не прихоть ли это, не каприз ли, не блажь? Что я могу сказать? Сослаться на наше неугомонное, неистовое желание искать, экспериментировать? Но есть же разумные границы риска, а здесь мы как будто явно перегнули палку, переступили черту серьезных аргументов. Но что же я могу сказать, если именно так все и было, — годы ничего не убавили и не прибавили к нашим доводам.

В «Озорнице» — это она, приятельница мистера Случая, выпорхнула в ресторанном зале гостиницы «Юбилейная» — многое осталось от «Полета шмеля». Те же озорство, лукавство, детское неосознанное кокетство, игра, веселье, стремительность и радость. Те же — только в квадрате, в кубе, в четвертой степени. Движения остались прежними, но новая музыка вдохнула в них новый смысл, иное содержание, другой характер. Так мегафон, поднесенный к губам, превращает шепот в ревущий ураган звуков.

Бой был выдержан, «Озорница» обрела право гражданства, благо через недели полторы самый придирчивый взгляд не мог обнаружить в ней ни одной шероховатости.

Олимпийские игры в Мюнхене. Прекрасный сон, парение в нереальности, сказочная страна сбывающихся желаний…

Еще в Москве в самый канун отъезда, когда было множество встреч, напутствий, пожеланий, — порой веселых и суетливых, порой торжественных и утомительных, но всегда искренних, — все девушки с необыкновенной остротой ощутили свой долг и свою ответственность. Тогда поселились в Ольге негромкое, неистребимое волнение, какой-то сердечный трепет с налетом тревоги и ожидания. Они усиливались, росли по мере того, как падали день за днем листки отрывного календаря, который Оля Корбут возила повсюду вместе с гимнастической амуницией и школьными учебниками. Она ходила по городу, разговаривала с девочками, тренировалась, а сознание отказывалось фиксировать происходящее, события ударялись о его металлическую оболочку и отскакивали прочь, не оставляя следа. И только тема гимнастики, Олимпиады легко вспарывала болезненно-острым плугом сознание, оставляя там широкие борозды.

Кныш, испробовавший тысячу и один способ оживить ученицу, попал в точку. «Да ты со своими переживаниями проиграешь любой участнице, которая только вчера научилась забираться на бревно», — сказал он однажды. Ольга вскинула брови — шутит? Нет, серьезен. «Может, не поедем?» — продолжал он, не отводя взгляда.