Леонид Борткевич - «Песняры» и Ольга

Не поедем? Ольгу прорвало, такого наговорила — в другой раз не сносить бы головы: и про его деспотизм, и про мозоли на руках, и про слезы в подушку, и про интриги судей, и бог знает еще про что безо всякой привязки к существу разговора. Кныш выслушал не перебивая и сказал: «Вот так-то лучше…» И вправду стало лучше, легче, свободней. И она вновь смогла слушать и слышать, смотреть и видеть.

Кныш отправлялся в Мюнхен отдельно с тургруппой и поэтому, находясь рядом, спешил перегрузить в Ольгу свои мысли, наблюдения, опыт. Кроме знакомой тетрадки с подробнейшим планом тренировок она получила такие наставления: «Работай думая, осознанно, ни в коем случае, слышишь, ни в коем случае не механически. Что-то не станет получаться — не пугайся не паникуй, остановись, поразмысли, отыщи причину! Потом попробуй еще раз. Снова не заладится, оставь, перейди к другому снаряду. И думай, думай, Корбут. На разминках и прикидке не скромничай, включись на полную мощь: судьи — ребята ушлые, они заранее присматривают, кто чего стоит, понравься им, обязательно понравься. Еще улыбка — у тебя чудесная улыбка, Оленька, — не забудь про нее. И знай — ты отличная гимнастка, ты самая лучшая гимнастка, которую я знаю».

Ни слова о шансах, о медалях, о местах. Единственное, традиционное: покажи, Ольга, что можешь!

Сборная прилетела в Мюнхен примерно за неделю до старта, и сразу с головой окунулась в гремящий, улюлюкающий, аплодирующий водоворот Олимпиады. Тренеры отражали набеги репортеров, атакующих наперевес с микрофонами. Но перекрыть каналы радиотрансляционной линии было выше их сил, и Ольга не раз, вслушиваясь в иноязычную вязь звуков, выхватывала, вычленяла из потока слов свою фамилию. После прикидки, где она действовала в точности с пожеланиями Кныша, радиодикторы, кажется, стали проявлять к Корбут еще больший интерес.

Бывают соревнования, когда с самой первой минуты — с прихода в зал, с начального касания снаряда, с чьего-то доброго взгляда — все идет свободно, точно, удачно. В Мюнхене будто целиком наша сборная попала в эту счастливую полосу. Девушки без помарок, солидно, с чувством собственного достоинства и превосходства откатали обязательную и произвольную программы и достаточно легко и обыденно обыграли отличную команду ГДР.

Едва Ольга вышла на помост, страхи и тревоги, сидевшие в глубине души, мгновенно улетучились, и она прыгала, танцевала, кувыркалась в упоении, с восторгом ощущая флюиды зрительских симпатий. Зал реагировал на происходящее фантастически. Каждый удачно исполненный кем-либо элемент вызывал на трибунах небольшое землетрясение — овации, свист, крики, аплодисменты. Корбут как будто приметили, выделили из общей массы, и к концу первого дня она услышала, как непроизвольно рождается в недрах трибун скандирующее, режущее иностранным акцентом эхо: «Ол-га! Ол-га!»

Что за удивительные вещи происходили тогда в ревущем, раскалывающемся надвое мюнхенском «Шпортхалле»? Два дня пролетели как мгновение, и вот девушек уже поздравляют со званием олимпийских чемпионок. И Ольга Корбут — олимпийская чемпионка. Зал негодует на арбитров, посмевших поставить смехотворные, по его мнению, 9,6 после великолепного «сальто на бревне». Кончается произвольная программа, и Корбут уносят из зала на руках через бушующий океан болельщиков, плещущий охрипшим прибоем единственного слова: «Ол-га! Ол-га!»

Из воспоминаний Ольги:

— К концу второго дня в голове совершеннейший беспорядок, я уже не в состоянии уследить, какое событие за каким следует. Одна лишь неуправляемая радость, восторг, вдохновение. Засыпаю при пульсе 140 ударов в минуту и перед тем, как сомкнуть веки, успеваю вспомнить: в многоборье иду на третьем месте после Турищевой и Янц, проигрывая им 0,15 балла. Хорошо это или плохо, много или мало — разве время обдумывать такие неинтересные, скучные вещи? Ведь меня любит зал, и я — олимпийская чемпионка! Как, наверное, радуются Кныш в своей тургостинице и родители в Гродно. Это последний угасающий всполох суматошного вечера.

А завтра — как продолжение вчера. Ни страха, ни сомнений, ни тревог по поводу невероятной перспективы — выиграть Олимпиаду в многоборье. Лишь желание: поскорее в зал впорхнуть на помост, услышать, ощутить его обжигающую силу и восхищение, окунуться в клокочущую стихию взглядов — людей, телекамер, прожекторов.

9,8 — кто там утверждал, будто Ольге Корбут в «вольных» не дано»?

Теперь — прыжок. Она разбегается, летит, врастает в маты. Трибуны неистовствуют: «Ол-га!» Это пока разминка, но сейчас она повторит!.. Смотрите, любуйтесь и, пожалуйста, восхищайтесь, как девочка с косичками вычерчивает в пространстве свой «сгиб-разгиб». 9,65 — Ольга вышла в лидеры, обогнала Турищеву и Янц. Следующие — брусья.

Из воспоминаний Ольги:

— Сейчас я выйду к брусьям и… И магнитофонная пленка памяти рвется в клочья. Неуклюжая, растерянная, не помнящая себя сижу в середине огромного здания, заполненного молчаливыми, неподвижными людьми, Кто они, почему смотрят на меня, чего ждут? Сгорбившись, я поднимаюсь с матов. Убежать? Стыд. Страх. Усталость. Убежать? На край света, к черту на кулички. Туда, где зимуют раки и куда Макар телят гонял. Чтоб никого не знать и не видеть. Чтоб выплакаться вволю и забыть обо всем. Навсегда. Убежать?!! Плечо задевает за нижнюю жердь, она бьется током: ах, да Олимпиада, я могла стать абсолютной чемпионкой и упала с брусьев. Вспрыгиваю машинально на снаряд, начинаю двигаться. Сознание отключено, работает только тело. Память вышколенных мышц, как говорил Кныш. Испускаюсь в зал, жизнь кончена…

Ольга плакала, репортеры, сбивая друг друга с ног, окружили ее своими бесстыдными объективами, немецкая гимнастка Эрика Цухольд и наша Астахова обнимали и утешали ее. Зал, оглохший и безголосый, вдруг сорвался в фальцет и устроил овацию, а на табло после тягостных минут ожидания высветился приговор — 7,5. Сама Ольга помнит лишь тишину, гнетущую, необъяснимую, и в ней плывут, возникают и исчезают чужие лица без мимики, лица-маски. И еще раздражающий, заставляющий щуриться свет юпитеров.

А потом она выступила на бревне и получила 9,9.

Следующим утром — разговор с Кнышем, из которого Ольга узнала, что ей дали «заслуженного мастера спорта».

На тренировке кружилась голова, колени тряслись и слабость, слабость во всем теле. Но стиснула зубы, заставила себя собраться. И странное дело — стало получаться.

И вот вечер, четыре решающих выхода, четыре заключительных аккорда Олимпиады. Стрекочут кинокамеры, салютуют блицы фоторепортеров, неистовствуют болельщики. Ольга не высчитывает шансов, но помнит: в зачет пошли оценки обязательной и произвольной программ, поделенные на два, а злосчастное многоборье к соревнованиям на отдельных снарядах не имеет никакого отношения.