Денис Ахапкин - Иосиф Бродский и Анна Ахматова. В глухонемой вселенной

Н. Я. Мандельштам писала: «В толпе, хоронившей Ахматову, был еще один по-настоящему осиротевший человек — Иосиф Бродский. Среди друзей „последнего призыва“, скрасивших последние годы Ахматовой, он глубже, честнее и бескорыстнее всех относился к ней» [283] Мандельштам Н. Я. Вторая книга. YMCA Press, 1983. C. 118. .

Одним из важных уроков, которые Бродский усвоил за время дружбы с Ахматовой, как мы помним из второй главы, стало осознание того, что каждая строчка и каждый поступок поэта могут стать частью его литературной биографии. Новый период развития его поэзии, ознаменованный «Большой элегией Джону Донну» и другими стихами, существенно отличавшимися от предыдущих, стал также периодом активного построения собственной литературной биографии, соотнесения своей поэзии с мировой культурой.

Путь к этому лежит через освоение этой культуры. Освоить — значит сделать своим: найти, осознать и передать другим. 25 декабря 1965 года Ахматова записывает: «Сейчас была горькая радость: слушала Пёрселла, вспомнила Будку, мою пластинку „Дидоны“ и мою Дидону. Вот в чем сила Иосифа: он несет то, чего никто не знал: Т. Элиота, Джона Донна, Пёрселла — этих мощных великолепных англичан! Кого, спрашивается, несет Евтушенко? Себя, себя и еще раз себя» [284] Ахматова А. А. Собрание сочинений в шести томах. Т. 6. Данте. Пушкинские штудии. Лермонтов. Из дневников. М.: Эллис Лак, 2002. C. 333. .

Было бы неправильным говорить, что литературная репутация Бродского возникает благодаря Ахматовой — точно так же, как нельзя говорить, что его успех на Западе обусловлен политическими причинами. Успех Бродского — результат сочетания выдающегося таланта и умения использовать жизненные и литературные события для последовательного построения литературной биографии.

Широко известна фраза, якобы сказанная Ахматовой после приговора Бродскому: «Какую биографию делают нашему рыжему!». Она даже включена в словарь цитат и крылатых выражений, призванный зафиксировать идиоматические единицы, которыми оперируют носители русского языка [285] Душенко К. В. Большой словарь цитат и крылатых выражений. М.: Эксмо, 2011. C. 46. . Источником этой фразы являются «Рассказы о Анне Ахматовой» Анатолия Наймана, который повторяет ее дважды. «Когда Бродского судили и отправили в ссылку на север, она сказала: „Какую биографию делают нашему рыжему! Как будто он кого-то нарочно нанял“» [286] Найман А. Г. Рассказы о Анне Ахматовой. C. 10. ; «Ахматова, хлопоча за него, одновременно приговаривала одобрительно про биографию, которую „делают нашему рыжему“» [287] Там же. C. 142. . Примечательно, что по форме — это буквальный парафраз из стихотворной повести Ильи Сельвинского «Записки поэта»:

Бродский начиная с середины шестидесятых «делал биографию» сам и делал ее вполне осознанно — если мы говорим о литературной биографии. Это хорошо прослеживается по ряду его стихов, которые как бы встраивают автора в определенный поэтический контекст и ставят в один ряд с великими поэтами прошлого и современности. Начиная со стихов на смерть Роберта Фроста и «Большой элегии Джону Донну», написанных в 1963 году, он обращается к классикам на равных, без хлестаковщины («с Пушкиным на дружеской ноге»), но спокойно и уверенно.

Здесь на память приходит автор-герой «Писем русского путешественника» Карамзина, беседующий с Кантом и показывающий в этом разговоре не только уважение к собеседнику, но и знание его текстов. Стихотворные посвящения Бродского, адресованные другим поэтам, практически всегда опираются на прекрасное знание их стихов и использование цитат или приемов адресата в собственном стихотворении. Особенно ярко это выражено в жанре In memoriam — стихах на смерть, особенно на смерть поэта.

Стихи такого рода занимают заметное место в корпусе произведений Бродского [288] Левинтон Г. А. Смерть поэта. C.; Левинтон Г. А. Три разговора: о любви, поэзии и (анти)государственной службе (I. Наблюдения над «Снежной границей»; II. От всего человека вам остается часть / речи (Три заметки о Бродском). III. Попытка политического дискурса (о диссидентстве семидесятых годов).) // Россия / Russia. Вып. 1[9]: Семидесятые как предмет истории русской культуры. М.; Венеция: Объед. гуманитар. изд-во, 1998.; Ахапкин Д. Н. Стихотворения In memoriam в художественной системе И. Бродского // Культура: Соблазны понимания: Материалы научно-теоретического семинара (24–27 марта 1999 г.). Ч. 2. Петрозаводск, 1999. . Точно так же, как и в корпусе произведений Ахматовой (например, цикл «Венок мертвым»).

В самом начале 1960-х годов Бродский делает несколько подступов к жанру. Примечательно, что в его черновиках есть даже неоконченный набросок автоэпитафии, озаглавленный «На смерть Иосифа Бродского» и начинающийся словами:

Эти строки вызывают в памяти стихотворение Ахматовой «Родная земля», написанное 1 декабря 1961 года [290] Черных В. А. Летопись. C. 688. и заканчивающееся словами:

И если нельзя однозначно говорить о влиянии ахматовского стихотворения на набросок Бродского, то с очевидностью можно говорить о жанровой преемственности его последующих текстов, посвященных памяти поэтов.

Обратимся к одному из первых законченных стихотворений на эту тему. 29 января 1963 года умирает американский поэт Роберт Фрост, и Бродский, услышавший об этой смерти по радио в Комарово, уже на следующий день пишет стихотворение «На смерть Роберта Фроста». Это, насколько мне известно, первая и единственная стихотворная эпитафия Фросту. Возникает вопрос: почему Бродский так живо откликается на смерть поэта, русскому читателю мало известного? Сам он вспоминает, что впервые прочел Фроста «году в 1962» в машинописных переводах Андрея Сергеева.

Знакомство Бродского с Сергеевым, главным переводчиком и популяризатором Фроста для русского читателя, состоялось только через год, 3 января 1964 года. В разговоре с ним Бродский заметил: «Когда я выходил в люди, я мечтал научиться писать как Найман. А потом прочитал Фроста и понял, что мне так никогда не написать» [291] Сергеев А. Я. Omnibus: Роман, рассказы, воспоминания, стихи. М.: Новое литературное обозрение, 2013. C. 432. . Ко времени знакомства он уже знал переводы стихов Фроста, сделанные Сергеевым. Описывая первый визит Бродского в их дом, Людмила Сергеева вспоминает: «Иосиф делал реверансы в сторону Андрея за переводы Роберта Фроста, которые ходили в самиздате, и Иосиф полюбил и высоко оценил Фроста в переводах Андрея Сергеева» [292] Сергеева Л. Иосиф Бродский и Андрей Сергеев // Иосиф Бродский и Литва. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2015. C. 185–186. .