Михаил Кравченко - Звезды комбата

…Пикалов и Пушков что было мочи — к дому лесника.

— Я в детстве где-то читал, — говорил на бегу Пушков, — что ночная встреча с лошадью приносит счастье. Как думаешь, Володя?

— Я тоже читал, но что скажет комбат?

Жаль будить выбившегося из сил командира, но на войне не всегда приходится считаться с этим. Доклад короткий: река не особенно глубока в этом месте, а противоположный берег слабо охраняется противником.

Хохряков с полуслова понял все, подумал: «Сколько жизней сохранится!» и тут же попросил соединить его с комбригом.

На КП бригады доклад комбата выслушал сам Павел Семенович Рыбалко. Его голос Хохряков мог различить среди тысяч других.

— Что случилось, сынок, в этакую рань?

— Товарищ генерал, разреши… — и не в силах дождаться конца командармовой паузы, в нарушение устава взволнованно выпалил: — Разреши, Батя! Если лошади прошли, пройдем и мы!

Хохряков хотел еще что-то сказать для пущего убеждения, но командарм уже четко приказывал, а комбат возбужденно-радостно повторял:

— Есть форсировать вброд. Слушаюсь, буду докладывать лично вам обо всем происходящем и обнаруженном! На нашем участке по-прежнему тихо.

— Ну, сынок, жду с успехом!

Еще в кавалерии Семен узнал, что копыто лошади давит на грунт с силой примерно килограмм на квадратный сантиметр, а у танка такое давление — всего лишь 0,42 килограмма. Значит — удача!

Военное счастье… Нечасто приходит оно к солдату, но все же приходит! Приходит именно к тем, кому Родина дороже собственной жизни, чья ответственность перед Отчизной неизмерима, а желание выполнить приказ идет от самого сердца.

Кива, Пикалов и Пушков, затаив дыхание, слушали радиоразговор комбата с командармом, и каждый в уме прикидывал, что предстоит делать, когда этот разговор закончится.

А комбат только и спросил:

— Ну, друзья, все слышали?

Вызванный Кивой, в домик лесника вбежал запыхавшийся лейтенант Агеев:

— По вашему приказанию, товарищ гвардии майор…

— Кончай ночевать, Гришутка! Сейчас на ту сторону «поплывем». Сам Павел Семенович благословил.

— Есть немедленно «плыть»! — возбужденно отчеканил командир разведвзвода.

— Капитан Пикалов укажет место переправы. Прежде всего надо проверить машины на герметичность. Это касается всех. Не забудьте о нижних люках.

…Заснеженный рассвет медленно вставал над коварной Пилицей, петляющей по лесам южной Польши.

На берегу реки собрались Хохряков, Козлов, Кива, Пикалов, Пушков. Заурчали танки Агеева. Сам лейтенант, которому вот-вот предстояло идти в неизвестность, возможно, на искусно замаскированные противотанковые орудия врага, ожидал последнего напутствия комбата.

А Хохряков медлил — его волновала замеченная Пикаловым и Пушковым «мелочь»: почему лошади, выйдя из воды, вскоре круто свернули вправо, вдоль реки?.. Что там, прямо? Топкий берег или засада фаустпатронщиков, которых испугались лошади? Испугались, скажем, так же, как испугались Пикалова с Пушковым? Это нужно было знать точно и сию же минуту, прежде чем бесстрашный Гриша Агеев закроет люк танка.

Зоркий сибиряк-охотник Пикалов первым раскрыл загадку поведения лошадей: невдалеке за рекой по мелколесью тянулся широкий ров. Лошади и повернули вдоль него.

Видимо, на этот ров как на сложное противотанковое препятствие (и, разумеется, на труднопроходимую Пилицу) и понадеялись гитлеровцы, обороняя только мост.

— Ну, Гриша, ни пуха, ни пера! — Хохряков крепко обнял комсорга.

— К черту! — одними губами прошептал Агеев и во весь дух побежал к своей тридцатьчетверке.

Звякнул люк. Т-34 подошел к берегу и, притормозив, с большим наклоном сполз к воде. Затем, гулко взревев мотором, на первой, самой мощной передаче, чтобы не переключаться при форсировании реки, плюхнулся в воду. Пройдя единым рывком вслепую 8—10 метров быстрины, танк выбрался на отмель противоположного берега.

Тотчас открылся башенный люк, и оттуда сначала показалась голова Агеева, затем над башней взметнулась его рука и особым, хохряковским, жестом дала знак: «Делай, как я!»

Следом за танком-разведчиком двинулись остальные машины батальона во главе с Хохряковым. Замыкал колонну штабной танк, с экипажем которого должны были преодолевать Пилицу Пушков и Пикалов.

У опушки леса Хохряков догнал танк озадаченного Агеева: оказалось, что ров здесь упирается в непроходимую топь.

— Придется сооружать мостик через этот проклятый ров! — огорченно сказал Хохряков вызванным к его танку командирам. — Силами экипажей: саперы и мотострелки ведь за рекой.

Зазвенели пилы, застучали топоры, стали падать деревья.

Внезапно над головами танкистов захлопали разрывные пули. Все работающие залегли где кто стоял. А Хохряков кинулся к своей тридцатьчетверке. Очереди танкового пулемета гневно заклокотали над долиной Пилицы. Поняв, с кем имеют дело, фашисты быстро ретировались.

Танки, преодолев по примитивному мосту ров, двинулись в погоню за отступающими вражескими автоматчиками.

Увидев тридцатьчетверки на западном берегу Пилицы, гитлеровские артиллеристы, оборонявшие мост, оставили пушки и, кто как мог, бросились спасаться бегством в сторону Конецполя. За ними — подрывники, не успевшие сделать свое черное дело. Вскоре наши саперы разминировали мост, и по нему за Пилицу двинулись танки всей бригады.

Хохряков, увидев идущие по мосту краснозвездные бронированные машины, повернул свой батальон в обход Конецполя. На шоссе западнее города танк комбата появился вслед за танками разведвзвода лейтенанта Агеева.

Общими усилиями танкистов, артиллеристов и мотострелков 54-й, 56-й танковых и 23-й мотострелковой гвардейских бригад за два часа в Конецполе с противником было покончено. Прекратились взрывы и выстрелы, умолкли моторы танков.

Хохряков, еще более усталый, чем раньше, но сияющий от сознания выполненной задачи, приказал подъехавшим на штабном танке Пушкову и Пикалову немедленно эвакуировать раненых. Сам же по рации связался с командармом.

— Товарищ ноль первый! Ваш приказ выполнен! Стою в центре квадрата… (Дальше следовали координаты западной окраины Конецполя. — Авт.). Фашисты драпают.

— Слушай меня, сынок, — взволнованно говорил Рыбалко, — слушай внимательно. Сейчас к тебе прибудет Горюшкин, оседлает твоих коней и — вперед, как договорились. Слышишь, Хохряков, — на предельной скорости!

Пока ожидали мотострелков, Хохряков уточнил наличие боеприпасов и горючего в танках.

С мотострелками-головачевцами Семену Васильевичу действовать не впервой. Хохряков знал, что Горюшкин, как и он, пользовался особым доверием командарма Рыбалко. Это ко многому обязывало, особенно в предстоящих действиях передового отряда, когда придется выбивать из Ченстоховы численно превосходящего противника.