Яков Мелькумов - Туркестанцы

При штабе бригады в качестве проводника находился молодой таджик Исраэль, которого я хорошо изучил за время его службы в бригаде. На нем остановился мой выбор. Второго связного — Мамеда — порекомендовал председатель ревкома Умаров. Было решено, что Исраэль пойдет в 1-й кавалерийский полк, а Мамед — в 3-й. Связные получили подробную информацию о расположении басмачей, о чем должны были рассказать командирам полков.

С наступлением темноты было сооружено два плота, каждый на четырех бурдюках. Плоты бесшумно спустили на воду. Я стоял на берегу. Внизу билась о камни бурная и стремительная Сурх-Об. В плавнях на все голоса стонали лягушки. На противоположном берегу басмачи жгли костры. Исраэль и Мамед попрощались и скользнули вниз, в темноту. Через несколько минут вернулись красноармейцы, провожавшие их.

— Уплыли, — сказали они.

Еще с полчаса стояли мы над рекой, прислушиваясь, не раздастся ли с того берега выстрел. Это означало бы, что все наши надежды оказались тщетными. Время тянулось очень медленно. Наконец кто-то сказал:

— Линию охранения миновали.

Мы вернулись в крепость и стали ждать…

Позже Исраэль рассказал, как им удалось выбраться из басмаческого кольца и найти полки.

Плоты были пущены с интервалом метров в тридцать. Темь была такая, что не видно было вытянутой перед собой руки. Плоты стремительно неслись вперед, раскачиваясь на волнах. Управлять плотом, не видя берега, было невозможно, и плот Исраэля снесло к левому берегу. Он понял это, когда у самой воды увидел костер и вокруг него нескольких басмачей. Один из них играл на дутаре [22] Дутар — музыкальный инструмент. . Остальные слушали, время от времени поглядывая на реку. Но вот один басмач встал и с винтовкой в руках подошел к самой воде. Однако после яркого огня костра он ничего не увидел и вернулся к товарищам…

Километрах в пятнадцати от Гарма, миновав линию охранения, плоты пристали к берегу у кишлака Намданек. Исраэль и Мамед пришли к аксакалу. Аксакал ска-зал, что всех лошадей забрали басмачи, и послал куда-то своих людей. Вскоре к кибитке подвели оседланного коня. Исраэлю путь предстоял более долгий, и он взял лошадь себе. Мамед пошел через горы пешком.

Уже на следующий день Исраэль разыскал Красильникова и передал ему мое приказание. За сутки этот мужественный человек без отдыха и пищи преодолел расстояние в 140 километров!

На рассвете 25 июня я, как обычно, перешел на дневной наблюдательный пункт на крепостной башне. Считая, что 1-й кавалерийский полк может прибыть не ра-нее завтрашнего дня, я был поражен, когда на дороге к кишлаку Науды увидел колонну кавалеристов. Один из эскадронов (позже выяснилось, что это был 3-й эскадрон Плотникова) отделился от общей колонны и поскакал в кишлак Шуле. Остальная колонна двигалась к кишлаку Видаки-Поен, где находился сам матчинский бек. До слуха донесся сигнал атаки, эскадроны на ходу перестраивались. Послышалось «ура», и конники ворвались в кишлак.

Я приказал Дьяконову выкатить орудия. Заработали крепостные пулеметы. Басмачи в панике кинулись к кишлаку Шуле, чтобы уйти через горный проход в Матчу. Но в Шуле их встретили пулеметный огонь и клинки красноармейцев 3-го эскадрона Плотникова. Немногим басмачам удалось уйти в Матчу. В этом бою был взят в плен сам матчинский бек Абду-Хафиз.

В бою с матчинскими басмачами особо отличились командир 3-го эскадрона Плотников, командир пулеметного эскадрона Самойленко, командир батареи Дья-конов, помкомвзвода Кретов, отделенный командир Киселев, красноармейцы Сафиев Хамид, Файзулин Хабибула, наводчик Ковалев.

Но главным героем боя был каратегинский бедняк дехканин Исраэль. Своим спасением гарнизон Гарма был обязан ему.

Расчеты младобухарцев на победу басмачей в Каратегинском районе провалились. Усман Ходжаев снова стал продвигать на ответственные посты курбашей и бывших чиновников эмира. Но и мы многому научились и во время выборов в местные советы отводили, разоблачали на собраниях дехкан — ставленников Усмана Ходжаева.

Один из таких ставленников Усмана Ходжаева Нурмат-тохсаба приехал с пышной свитой ко мне в Гарм. Бывший полковник армии эмира долго в цветистых выражениях, типичных для дипломатов Востока, восхвалял меня и подвиги бригады, а потом спросил:

— Якуб-тюря, почему ты не хочешь, чтобы я был советским аксакалом?

Я ответил, что советских аксакалов выбирает народ.

— Как ты можешь быть советским аксакалом, если твой сын Абдулла — курбаши и воюет против Советской власти? — спросил я.

Нурмат ответил, что непослушный сын — не сын и что он сам готов поймать и выдать Абдуллу.

Главарь небольшой шайки Абдулла причинял много вреда, грабя и убивая советских работников. Я не верил Нурмату, но возможность взять Абдуллу казалась очень заманчивой. Ничего определенного не обещая Нурмату, я сказал, что приеду к нему.

Каменный дом Нурмана со множеством пристроек, окруженный садами и травянистыми полянами, напоминал богатое поместье. Меня и моих спутников встретили многочисленные слуги. Нурмат-тохсаба приказал постелить ковры от дороги до порога дома.

За традиционным пловом в присутствии многочисленных гостей Нурмат вновь завел разговор о том, что хочет служить Советской власти, и ругал своего сына, обещая заставить его прийти в Гарм.

Один из слуг, подносивший чай и сладости, шепнул мне:

— Абдулла здесь, в доме. Не верь Нурмату…

Когда после плова Нурмат пошел показывать мне свой сад, я приказал уполномоченному особого отдела Морозову окружить дом и никого не выпускать. Но уполномоченный был молод и неопытен. Заметив, как красноармейцы окружают дом, Нурмат что-то тихо сказал одному из наших спутников, и тот ушел.

К вечеру мимо уполномоченного особого отдела с женской половины дома прошли две закутанные в паранджу женщины. На поляне перед домом паслась привязанная на длинной веревке лошадь. Женщины подошли к ней и отвязали ее. Затем одна из женщин проворно вскочила в седло и ускакала. Как потом оказалось, это был переодетый Абдулла.

Морозов оправдывался тем, что ему было строго приказано с женщинами в разговоры не вступать. А Нурмат клялся, призывая в свидетели аллаха, что не знал о пребывании в доме сына.

Так не удалась наша попытка захватить Абдуллу. Но и Нурмату не удалось втереться в доверие к командованию бригады. Комиссар Логинов использовал этот случай, чтобы повысить бдительность личного состава бригады.

В течение всего лета 1921 года то в одном, то в другом районе Восточной Бухары вспыхивало басмаческое движение, искусно разжигаемое младобухарцами. И ошибка командования экспедиционным корпусом заключалась в том, что правобережный Локай в самом начале экспедиции не контролировался нашими ча-стями. Туда уходили разбитые банды и, получив оружие и лошадей, вновь выходили в экономически развитые районы Восточной Бухары.