Яков Мелькумов - Туркестанцы

Вскоре прибыл второй разъезд под командованием помощника командира эскадрона Калошина. Не подозревая о двурушничестве Меред-Деу, Калошин при окружении крепости оставил ему самостоятельный участок против небольшой калитки в крепостной стене, а сам вернулся на ночь в Тахту.

Ночью мне позвонил командир 83-го кавалерийского полка Ежов и, доложив обстановку, сообщил, что решил идти с полковой школой к крепости Казанджик-Кала. Он и военный комиссар Гришкялис опасались, что на помощь Овес-Кули придет со своей бандой Гулям-Али-хан. Опасение это было вполне реальным, и я одобрил решение Ежова, пообещав ему, что прибуду в Тахту с саперным полуэскадроном и двумя орудиями.

Между тем в крепости Казанджик-Кала произошло следующее. Гулям-Али-хан, боясь открыто выступить на помощь Овес-Кули, приказал Меред-Деу выпустить из крепости басмачей. Банда Овес-Кули вышла через калитку на участке Меред-Деу, а в крепость проникло несколько «милиционеров», которые должны были создавать впечатление, что басмачи по-прежнему находятся в крепости.

Когда прибывшая полковая школа и подразделение 2-го эскадрона ворвались на рассвете в крепость, они обнаружили там лишь кучу стреляных гильз. В это время через калитку в крепость входили «милиционеры» Меред-Деу. Подрытая калитка, следы конских копыт, уводящие в пески, объяснили все. В результате проведенного расследования было установлено предательство Меред-Деу, и ближайший помощник Гулям-Али-хана был расстрелян.

Гулям-Али-хан категорически отрицал свою связь с басмачами, но бандитизм в Тахтинском районе усилился. Одновременно заметно активизировалась дея-тельность аульных Советов и возросла роль партийных ячеек, созданных по опыту нашего подшефного кишлака. Дехкане сами стали давать отпор басмаческим бандам. Таким образом, недовольство рядовых туркмен своими вождями удалось направить по верному пути. Опасность вовлечения в восстание широких масс дех-кан была в значительной мере ликвидирована. Это облегчало борьбу с басмачеством и его вдохновителями — феодальными вождями.

10 мая 1925 года у колодца Палчыклы, в 90 километрах юго-западнее Ильялы, был ограблен большой текинский караван. Налет на караван совершил брат Таганкура — Байрам-Юзбаши. Большая часть награбленного была отправлена в крепость Гуляма.

Получив донесение о нападении на караван, я решил совместно со штабом 83-го кавалерийского полка подготовить операцию против Таганкура.

Таганкур, правая рука Гулям-Али-хана, совершенно уверенный в своей безнаказанности, открыто жил в кишлаке Беш-Кыр, в сорока километрах юго-западнее Ташауза. Прячась за высокими стенами курганчи, банда Таганкура устраивала дикие оргии. На эти оргии, в которых активное участие принимал Таганкур, в крепость насильно привозили девушек из окрестных кишлаков.

Чтобы покончить с этим осиным гнездом, я разделил все имевшиеся в моем распоряжении силы на четыре колонны. В 22 часа 19 мая из Ильялы на Беш-Кыр выступили правая колонна — полковая школа и саперный эскадрон под командованием командира 83-го полка П. И. Ежова — и колонна «А» в составе 1-го эскадрона с двумя горными орудиями. Колонну «А» возглавлял М. С. Зорников. Около 24 часов обе колонны вышли к развалинам огромной старинной крепости Змукшир-Кала и, разделившись, свернули направо, в пески. В час ночи 20 маяуправая колонна заняла назначенное приказом исходное положение в километре западнее Беш-Кыр.

Одновременно из Ташауза выступила колонна «Б» в составе 3-го эскадрона В. И. Дьяконова и пулеметного эскадрона А. М. Каца. С этой колонной шел и я. Ко-лонну вел молодой туркмен-проводник из племени окуз по имени Кака-Бахши, который великолепно знал местность и весьма искусно обходил населенные пункты.

В 23 часа из Тахты выступила левая колонна — 2-й эскадрон 83-го кавалерийского полка И. Г. Лапкина с горным артиллерийским взводом, — которая должна была замкнуть кольцо с юга. Колонну вел комиссар полка В. А. Гришкялис.

Прошел обильный дождь, и дороги размыло. Кони по щиколотку увязали в грязи. Особенно трудно приходилось артиллеристам. Но когда вышли из оазиса и вступили в пески, движение ускорилось.

Колонна «А» пересекла дорогу из Мая-Батан в Беш-Кыр и, не замеченная ни таганкуровскими, ни гулямовскими дозорами, пошла по пескам, перетаскивая на руках орудия через сухие арыки и заросли саксаула. К Беш-Кыру подходили с севера. Поднявшись на высокий бархан, колонна внезапно оказалась перед край-ней кибиткой аула, из которой по колонне был открыт огонь. Хотя до назначенного времени атаки оставалось пятнадцать минут, медлить было нельзя, так как Таганкур все равно уже услышал стрельбу, да и момент внезапности был упущен. И Зорников, не задумываясь, повел эскадрон в конную атаку и ворвался в аул.

Колонна «Б» находилась в двух — трех километрах от кишлака и поспешила на выстрелы. Но левая колонна была еще далеко. Этим воспользовался Таганкур, в сопровождении десяти всадников проскользнувший между этими колоннами.

Если бы Гришкялису удалось подойти к своему исходному положению пятнадцатью минутами раньше, с Таганку ром было бы покончено. Но этого, к сожалению, не случилось, так как, разрабатывая план операции, в штабе не учли, что кишлак разбросан на большой территории.

Остаток ночи полк провел в кишлаке, выставив в сторону Мая-Батан (крепость Гулям-Али-хана) усиленную сторожевую заставу. Расстояние до крепости не превышало пяти километров, и нападений со стороны Гуляма можно было ожидать каждую минуту. И вдруг утром следующего дня ко мне приезжает от Гулям-Али-хана джигит, поздравляет с победой и приглашает в крепость на обед.

Это лишний раз свидетельствовало о бессилии Гулям-Али-хана поднять свое племя на восстание. Момент для его ареста я считал весьма благоприятным, однако находившийся у меня уполномоченный ЦК ВКП(б) Городецкий, явно преувеличивая авторитет Гулям-Али, запротестовал против его ареста. И мне пришлось отказаться от своего намерения.

Я передал с джигитом Гулям-Али-хана предложение сдать переданную ему Таганкуром долю от ограбленного текинского каравана. Гулям-Али-хан прислал ответ, в котором писал, что он ничего не знает и никакой доли не получал. Тогда я направил к крепости полк, приказав поставить батарею на соседних барханах.

Когда вместе с командирами полевого штаба я подскакал к крепостным воротам, навстречу нам выбежал сам Гулям-Али-хан. Он был бледен и явно перепуган. Бормоча что-то, он показывал рукой на батарею. Я осведомился о причине его беспокойства и заявил, что прибыл по его приглашению на обед.

Во время обеда Гулям был по-прежнему встревожен. Городецкий просил меня не настаивать на выдаче награбленного имущества, но я твердо решил поставить на своем. Нужно было показать всему племени, что их вождь препятствует планомерному снабжению населения товарами, присвоив себе предназначенный для продажи через кооперацию чай.