Яков Мелькумов - Туркестанцы

Попросив всех посторонних покинуть юрту, я прямо заявил Гуляму:

— Чай, взятый Таганкуром, находится в крепости. Стыдно вождю, который поклялся верно служить Советской власти, пользоваться награбленным. Если вы не хотите с нами ссориться, то верните все, что передал вам Таганкур, а ему самому прикажите явиться сюда, — предложил я.

Гулям-Али позвал двух джигитов, и я слышал, как он по-туркменски приказал им ехать за Таганкуром.

— Чай я верну, — сказал он мне. — Но вы знаете закон — вождь не должен выдавать своих соплеменников.

— Но вождь должен следить, чтобы его подчиненные не занимались грабежом, — возразил я.

К концу обеда в крепость приехал Таганкур с десятком джигитов. Он вошел в юрту и, прижав руку к сердцу, стал жаловаться, что сильно болен, что болезнь разъедает его тело и что нужно много денег, чтобы лечиться.

— Ничего, мы вылечим тебя бесплатно, — сказал я и, повернувшись к Севрюгову, приказал:

— Арестовать его!..

В крепости, где находилось больше сотни джигитов, нас было всего несколько человек. Полк стоял за крепостными воротами и не мог бы помешать расправиться с нами людям Гуляма. Городецкий сидел перепуганный, ожидая нападения. Гулям-Али-хан не поднимал глаз. Севрюгов встал со своего места, подошел к Таганкуру и потребовал сдать оружие.

Таганкур был выше Севрюгова на две головы и физически намного сильнее его. Но этот «храбрый» во время расправы над безоружными людьми басмач оказался жалким трусом. Дрожащими руками он расстегнул пояс, на котором висел маузер, и передал его Севрюгову. Тот приказал ему снять халат, сорвал висевший под ним спрятанный револьвер и, повернувшись ко мне, спокойно доложил:

— Товарищ комбриг, ваше приказание выполнено.

Когда мы вышли из юрты, во дворе уже стояли верблюды, нагруженные чаем. Джигиты Гуляма услужливо раскрыли ворота. Прощаясь с Гулям-Али-ханом, я по-советовал ему поехать в Ашхабад, центр Туркменской ССР, и объяснить правительству свои поступки. Он послушался и поехал. Но в Ашхабаде, около хлопкоочистительного завода, его задержали родственники текинцев, убитых Таганкуром при ограблении каравана, и тут же на месте расправились с ним.

Близкие Гуляму люди его племени покинули аулы и ушли в пески. Я поехал на границу оазиса и, остановившись у Анна-Бала, послал его в пустыню за бежавшими. Он вернулся в сопровождении преемника Гуляма — Тюря-Сердара.

Я спросил Тюря, что вынудило его уйти в пески.

— Убийство Гуляма, — ответил он. — Джигиты боятся возмездия за учиненные ими грабежи и насилия.

— Передайте джигитам, — сказал я, — что Советская власть не карает за преступления, если люди совершили их, действуя не по своей воле. Гулям-Али-хана мы также не хотели убивать. По законам Советской власти только суд может лишить жизни человека. Гулям-Али-хана убили по звериному закону кровной ме-сти, сторонником которого был сам Гулям-Али-хан и против которого борется Советская власть.

Тюря-Сердар уехал от меня успокоенный, и вскоре джигиты Гуляма вернулись к своим очагам.

В конце мая 1925 года в Хорезм приехали секретарь Средазбюро ЦК ВКП(б) и И. А. Зеленский, председатель СНК Туркменской ССР К. А. Атабаев и командующий Туркестанским фронтом М. К. Левандовский.

После моего доклада о положении дел в Хорезме и о проведенных операциях Зеленский спросил, не вызовут ли мои действия восстания. Я сказал, что восстание вспыхнуло бы уже давно, если бы не были приняты меры против грабежей, вдохновляемых феодальными вождями.

— Если мы хотим окончательно ликвидировать условия для восстания, мы должны освободить дехкан из-под власти вождей, — закончил я.

— Горяч, горяч, — сказал Зеленский и посмотрел на Левандовского. Тот ничего не ответил, но я понял, что командующий разделяет мою точку зрения.

— Поедемте по области. Посмотрите все своими глазами, — предложил я.

В нашем подшефном кишлаке Ходжа-Кумезе состоялся многолюдный митинг. Дехкане, побросав свои дела, собрались вокруг гостей. Зеленского и Атабаева поразила высокая политическая активность дехкан. Жители кишлака глубоко понимали задачи Советской власти и Коммунистической партии в хозяйственном строительстве Туркмении.

Во время обеда, организованного аульным Советом, председатель Совета сказал:

— Нам нужно еще оружие.

— Зачем? — спросил Зеленский.

— Как зачем? У вождей по сто джигитов, много винтовок, зачем они им?

Зеленский рассмеялся и сказал Левандовскому, что оружие кишлаку надо дать. И отряду самообороны было вручено сорок трофейных винтовок.

Из Ходжа-Кумеза через Ташауз мы проехали в Куня-Ургенч. Весть о нашем приезде далеко опередила нас. В Куня-Ургенче на митинг собралось 300 дехкан иомудов племени карасалах. Атабаев сделал доклад об очередных задачах Советской власти и сказал, что бедняки должны чувствовать себя хозяевами в своем районе, ибо вся власть принадлежит народу.

— Я не верю, что власть принадлежит народу… — заявил выступивший после Атабаева дехканин Сафар-Куджук. — У нас власть держит Якши-Кельды… Разве он бедняк? Если ты глава народного правительства, то почему ты разрешаешь Якши-Кельды грабить и убивать нас, сажать в тюрьму в своей крепости? Почему Якши-Кельды распоряжается государственными землями и от своего имени сдает их в аренду? Мы освободились от хивинского хана не для того, чтобы попасть в рабство к Якши-Кельды.

Выступление Сафар-Куджука дехкане поддержали криками:

— Не надо нам такого председателя ревкома!

А в это время Якши-Кельды сидел в своей крепости, куда стянул до 600 джигитов. И если у Зеленского и Атабаева до митинга и были какие-то сомнения в необходимости борьбы с племенными вождями, то в Куня-Ургенче для них все стало ясно.

Под вечер в помещение, где мы остановились, пришла делегация дехкан. Они сообщили, что Дурды-Клыч, правая рука Якши-Кельды, убивший комсомольцев турк-мен, находится с бандой у озера Ходжа-Кара-су. Делегаты требовали, чтобы Дурды-Клыч был наказан.

Эскадрон, сопровождавший нас в поездке, получил приказ немедленно идти к стоянке басмачей и разгромить банду.

Утомленные длинным переходом бойцы отдыхали. Лошади еще не были накормлены, когда сигнал тревоги поднял всех на ноги. Помощник командира полка С. П. Дмитриев вывел эскадрон из Куня-Ургенча и повел его к озеру.

Занимался рассвет. Местность вокруг была открытая, и Дмитриев торопился. Через шесть часов эскадрон, не замеченный противником, спустился в Дарьялык — старое русло Аму-Дарьи. Отсюда дорога пересекала образуемую Дарьялыком петлю, в двух километрах от которой находилось озеро. По летающим над озером птицам Дмитриев заключил, что басмачи еще там.