Максим Коробейников - Я тогда тебя забуду

— Ты Пальку не трогай! — кричу я ей. — А говори кому угодно.

И долго еще я был в таком состоянии, когда ничто не радует, ничего не хочется и кажется, что нечего ждать.

С каких-то пор, пожалуй с болезни, Иван начал терять интерес к коммуне, стал попивать.

Егор Житов пришел как-то к нам, чтобы поговорить с ним. А он, как назло, вернулся домой пьяненький.

— Ты, Иван, не забывай, — сказал ему Егор Житов, — что стоячая вода гниет. Пить начал — так это к добру разве приведет? Вожжаешься с кем попало, с дерьмом разным. Ведь ты какой парень-то был! С кем ты дружиться-то должен? Ты ровню себе подбирай, да и знайся с ней. Даром, что ли, на съезд ездил в губернию!

— А я сам себе господин, — хорохорился Иван, — что хочу, то и делаю. Моя воля. Рази я не свободен?

— Свободен-то ты свободен, да ведь мы с тобой такую песню затянули. Запел, так веди до конца, хоть умри.

— Да я уж голос потерял от этой твоей песни. Сил нет. Устал.

— А самогонку пить силы осталось еще? А буесть свою показывать да удаль перед всеми выставлять не устал? Ты подумай-ко. Смотри, это далеко тебя уведет.

— А я сам себе господин. Понял? — настаивал, не сдавался Иван.

В это время пришел отец. Иван сразу присмирел, виновато встал, подошел к кровати, лег и, не произнеся ни слова, уснул.

— Так что же с ним будем делать? — спросил Егор Житов отца.

— А что? Женим. Женится — переменится.

— А может, рано? Сколько ему?

— В ильин день шестнадцать стукнуло.

— Ну что, всему свое время, — согласился Егор Житов. — Утка перед линькой летать перестает, а линька пройдет, и, глядишь, снова поднялась.

— Женим, — утвердился отец. — По себе знаю, без бабы мужик что без ума.

— Наденем шапку на парня, чтоб успокоился. Ведь есть, верно, где-то девки хорошие. Парень-то он завидный.

На том и порешили.

Первые поиски невесты не принесли успеха. Выходить замуж в коммуну ни одна невеста не соглашалась. «Там, — говорили, — под одним одеялом спят, бога не признают, ни лошадей, ни коров не имеют, даже посуды своей нет. Да что это за жизнь такая! В зятья — пожалуйста. Вот если выпишется из коммуны да переедет к нам в дом жить — вот наше непременное условие — тогда пожалуйста, с превеликим удовольствием». Но Иван из коммуны уходить не хотел.

— Как это, я полжизни в ней, в проклятой, оставил, все здоровье угробил, да и брошу ее? — говорил он. — Нет, лучше на кочерге женюсь, а в деревню, в единоличное, не пойду.

И слова его оказались вещими. Так-таки и встало ему жениться на кочерге.

Сначала нашлась сваха, Авдотья-Мишиха, наша бывшая соседка по комнате. Та, которая мне крапиву в штаны положила за то, что я ее Таисью обидел, когда мы еще в деревне жили. С ней я потом коров коммунарских пас.

Пришла Авдотья-Мишиха к нам, приплыла, как утка, говорила ласково:

— Мне посвататься — как саней попросить в лес за дровами съездить. Да за такого молодца засватаю любую. Только было бы согласие ваше.

— Так ведь жениться — не лапоть надеть.

— А ты что думаешь, я не понимаю?

Но и Авдотья-Мишиха первый раз вернулась несолоно хлебавши. Бегала в Конкинцы. Пришла вечером:

— Отказ получила, а невеста-то больно баска. И отказали-то так вежливо: «Просим не прогневаться, — говорят, — ищите лучше нас».

Иван загрустил. Его огорчило, что им пренебрегли, раз отвергли. Вечером вошел в избу Панкрат Булгаков. Говорил с отцом, потом разговор, естественно, перешел на сообщение свахи. Панкрат похлопал Ивана по плечу, утешил:

— Жениться недолго, смотри, только бог накажет, долго жить прикажет. Я с первой-то бабой, до Анны, двадцать три года в аду горел. Потому не торопись. Разумно подойди. Женишься раз, а мучаешься век.

Иван потом не раз по пьянке вспоминал:

— И что я, дурак, Панкрата тогда не послушал! Мимо ушей пропустил.

На следующий день сваха опять принесла отказ:

— У них, говорят, дочь засватана. Ну, засватана что запродана. Не наша, значит.

Постепенно создавалась обстановка состязания, когда цель закрывает все и за ценой перестают стоять. Начали уже сомневаться в способностях Авдотьи-Мишихи:

— Да какая она сваха! Вошла в избу да руки погрела, так и сваха?

Наконец Авдотья-Мишиха прибежала радостная и веселая:

— Правду говорят: худой жених сватается, доброму путь кажет. Прослышала я, что в Соснове невеста есть. Сватался к ней Митя из Содомовцев, да отказали. Гордая больно.

Все ухватились за эту мысль, как утопающий за соломинку. Казалось бы, и не горит ничего. А хотелось скорее решить задачу, которая овладела умами всех коммунаров: женить Ивана во что бы то ни стало. И что все будто ополоумели? Женить любой ценой на ком угодно.

Авдотья-Мишиха убежала в Сосново. Вечером был разговор у нее с мамой:

— Была я у невесты. Думала, опять елку или сосну вынесут. Ниче, березой ответили. Согласие, значит, дали.

— Ну, и кто же она? Баска ли?

— Сирота. Без отца выросла. У матери их трое после мужика-то осталось. Ну, значится, ничего за ной не дают.

— Ну и что?

— Дак ведь и я говорю, что это даже хорошо. Вот ты погляди: бесприданница, а сватов — отбою нет.

— А что?

— Дак ведь, выходит, за достоинствами ее гоняются.

— А ты ее видела? Да что, кума, из тебя, как гвозди из старой доски, все вытаскивать надо?

— Видела. Красоты особой нет. Зато дельная, говорят, больно.

— Это и хорошо, поди, что не больно баска. Желающих меньше будет. Спокойнее жить.

Отец сказал:

— Ты, Авдотья, невесту выхваляешь, как цыган кобылу.

— Да я побожиться могу.

Отец промолчал: все знали, что ей побожиться ничего не стоит.

Договорились: завтра вечером ехать на смотрины. Если понравится, то сговор делать. Раз мать невесты вынесла свахе березу, значит, можно разговор вести.

В обед Авдотья-Мишиха вернулась из Соснова и сообщила, что там ждут сватов. Сразу отец пошел запрягать лошадей. Собирались ехать пятеро: отец, мама, Иван, бабка Парашкева, Авдотья-Мишиха. Когда расселись по саням (запрягли двух лошадей), я начал проситься, чтобы взяли и меня. Я никогда в Соснове не был. Говорили, что это богатая и большая деревня (в нашей было двадцать дворов, а в ней в два раза больше). Отец разрешил меня взять.

Мы выехали на двух кошевках. Запрягли хороших лошадей, чтобы не ударить лицом в грязь: как-никак сваты из коммуны.

Я волновался. Шутка ли, мы едем смотреть невесту. Я любил Ивана и считал, что он достоин хорошей девки. А сейчас вот мне ее и покажут. Тревожило предстоящее свидание с незнакомым человеком, который войдет в наш дом и станет своим.

Бабка Парашкева всю дорогу говорила. Видно, тоже была озабочена. Она рассказывала, как прежде все это делалось, но ее никто не слушал.

Когда мы подкатили и остановили лошадей у маленького дома, крытого соломой, мне сделалось как-то неуютно, невесело, не по себе, что ли. Опытным взглядом я сразу все оценил: изба по-черному. Мне показалось, что история моей жизни начинает поворачиваться обратно. Мы-то ведь живем в огромном новом двухэтажном доме. На всю волость, поди, один такой. А тут изба подымному.