Паоло Кондо - Тотти. Император Рима

Я читал, что многие великие спортсмены – Коби Брайант, например, – стимулируют партнеров на тренировках, обращаясь с ними очень плохо и открыто вызывая их показать себя лучше, чем он о них думает. Это никогда не было моим стилем, напротив, я всегда пытался воодушевлять менее одаренных. Но Кассано, как мы видим, другой, а желание говорить правду – это не порок. Антонио не злой. Наоборот, он золотой парень, добрый и щедрый с теми, кто принимает его таким, какой он есть, и прежде всего – не таким, как другие. Легко представить, сколь трудным было его детство, которое превратило его в такого Антонио, каким он вырос: с взрывным характером, готовым бабахнуть в любую минуту. Помню, что в первый день в Тригории ему удалось сдержать себя в руках, и это было естественно, ведь он оказался в кругу чемпионов Италии, слушающих Фабио Капелло, самого титулованного тренера Серии А. Антонио был совершенно обычным человеком. Но со второго дня его природа взяла над ним верх.

Когда началось его приключение в «Роме», я был готов к тому, что Антонио – шизик, но я даже не представлял себе насколько. С другой стороны, я знал, что он талантлив, но даже не представлял себе что настолько. Чтобы было понятнее: Кассано – моя фотокопия. И даже больше. Своим клоном я не рискнул бы его называть потому, что на поле он в отличие от меня умел все. Но он еще и думал, как я. В каждом матче случалось так, что нелогичное решение приходило ко мне естественным путем. Как повернуться, как оценить расположение соперника, как сделать сложный пас – никто не ожидал, что я отправлю мяч именно в ту точку. Никто, кроме Антонио, который непременно оказывался там, куда прилетал мяч. Это были такие комбинации, которые ни с кем другим не проходили бы, даже если бы я заранее объяснил у доски, куда нужно двигаться. Нам было достаточно взгляда друг на друга, а иногда и взгляд не был нужен. Футбольная телепатия, которую я никогда больше не чувствовал с такой силой. Антонио смотрел на мои движения и автоматически синхронизировал с ними свои, развивая атаку. В каждом случае он делал то, что нужно, чтобы выиграть матч. В первом сезоне он играл немного, у нас все еще были Батистута и Монтелла, но, когда мы в Тригории работали в паре, я слышал, как Капелло бормотал:

– Еще немного – и центрфорварды станут лишними…

И чуть ли не облизывался при этом.

Я придумывал развитие комбинации, Кассано же не только понимал задумку, но и утончал ее, превращая интуицию в шедевр, а забивал тот из нас, кто оказывался в лучшей позиции, без какого-либо эгоизма. Мы были как Бэтмен и Робин.

Антонио высадился в Риме со своим «кузеном» Николой, и кавычки здесь нужны для того, чтобы было понятно, что речь идет не о родственнике, хотя он был представлен именно так. Никола был его другом, который выполнял его поручения и составлял ему компанию – среди игроков это довольно распространенное дело, особенно среди тех, кто меняет прописку и у которых нет ни невесты, ни жены. Антонио и Никола поселились в Казаль Палокко, недалеко от меня, и поиски виллы сразу оказались непростыми: я предложил им помощь моего отца, но у всех представленных вариантов были какие-то недостатки. Одна слишком маленькая, в другой слишком мало солнца, у третьей нет бассейна, четвертая – «отстой». Кассано зарабатывал сотни тысяч евро в месяц, и, чувствуя значительность этой суммы, он вел себя как в Беверли-Хиллз. Он чувствовал себя киногероем, хотел такую виллу, как в кино. Поскольку найти похожую он не смог, а отношения между нами были хорошие, в конце летнего межсезонья я предложил ему жить в моем доме. У нас была замечательная комната для гостей. Я даже не успел закончить фразу, как он уже обнимал меня. У нас появился новый жилец, и хорошо, что я сначала рассказал об этом матери. Если бы она неожиданно увидела его у нас, с его двумя огромными чемоданами, ее хватил бы удар. «Кузен» остался в гостинице, озадаченный продолжением поисков голливудской виллы. Я был собой доволен, потому что Рим может оказаться непростым для 19-летнего миллионера, не готового держать удар, и роль капитана заключала в себе и помощь такого рода. Но я делал это не из чувства долга. В Антонио было что-то, что не могло не растрогать. В мире, где все искусственно, он был сама простота.

ТОММАЗИ И ДЕЛЬВЕККИО БЫЛИ ЕГО ЛЮБИМЫМИ ЖЕРТВАМИ, ОН ОБЗЫВАЛ ИХ ОТСТОЙНЫМИ ЗА КАЖДЫЙ НЕАККУРАТНЫЙ ПРИЕМ МЯЧА.

Лето 2001 года. Моя первая серьезная история любви, с Марией Мацца, недавно завершилась, Илари еще не появилась на горизонте, это случится следующей весной. Это я к тому, что был молод, известен и свободен. Я проводил почти все вечера с Кассано, мы гуляли в компании друзей и кузенов (мои кузены – настоящие) и «отрывались», потому что Антонио – невероятно веселый парень. И щедрый, даже чрезмерно. Иногда случалось, что я шел на ужин с другими людьми, на деловой ужин, в один из моих любимых ресторанов – например, к Клаудио, – и если там оказывался и Антонио, то первым делом он подходил, здоровался, перебрасывался несколькими фразами с моими спутниками, а затем шел к своему столику. Когда, по окончании ужина, я подходил к Клаудио, чтобы расплатиться, тот поднимал руки:

– Ничего не нужно, Антонио уже обо всем позаботился.

В первый раз я его поблагодарил, во второй уже сказал, что это последний раз, на третий – чтобы он притормозил, потому что где же это видано – платить каждый раз за компанию, в которой ты знаешь только одного человека! Все бесполезно, и мне не удалось даже заставить хозяина отказаться принимать оплату, потому что если Антонио что-то задумывал, то был более настойчив, чем я.

Когда ты молодой футболист, и тем более – успешный, ты не теряешь время на анализ поведения других, особенно если другие с тобой любезны. Тебе кажется, что тебе все должны. И только иногда (может быть, в одну из бессонных ночей), уже после того, как получше узнаешь человека, ты задумываешься – что стоит за привычками, действиями, да даже за странностями того, кто играет какую-либо роль в твоей жизни. Я уже говорил о том, что у Кассано было трудное детство: отец оставил их, когда Антонио был совсем маленьким, поэтому он так непосредственно и естественно привязался к моему отцу, а мать была вынуждена везти все на своих плечах в непростой обстановке Старого Бари. Он вышел оттуда благодаря футбольному таланту, но в душе он целиком и полностью остался ребенком. Яркий пример: по вечерам мы частенько катались всей компанией на скутерах, потому что в закрытых шлемах мы могли неузнанными добраться из Казаль Палокко до комплекса Всемирной выставки. Я, конечно, умел водить; по крайней мере, я так думал. Но потом Антонио тоже купил себе скутер и стал присоединяться к нашей компании. То, как он им управлял, – это было совершенно другое, и я не только о скорости говорю, о прохождении поворотов, о трюках, которыми он нас восхищал, как в цирке. Другим прежде всего было то, как он на нем сидел. Я, управляя скутером, смотрю вперед, и если хочу сказать что-то тому, кто едет рядом, то на мгновение поворачиваюсь к нему. Антонио в отличие от меня, когда ездил в компании с нами, поворачивался на сиденье лицом к собеседнику, как на кресле, а на дорогу смотрел лишь на мгновение; он, конечно, контролировал обстановку краем глаза, но бессознательно. Угорая над этой его манерой езды, которую никто из нас не мог воспроизвести без риска завалиться, мы говорили, что он этому научился в Бари, воруя со скутера сумочки у прохожих, и он от души смеялся, не отвечая, однако, правы мы были или нет.